Себастьян Фитцек - Отрезанный [litres]

– А что дает осмотр горла? Загляните поглубже!

– Ничего не вижу, ведь рентгеновским зрением я не обладаю.

– Есть ли у вас фонарик?

– У меня есть телефон. Дисплей дает некоторый свет.

– Хорошо. Попробуйте подсветить им. Встаньте непосредственно за головой, упритесь коленями и загляните сверху в открытый рот.

На несколько секунд в телефоне ничего слышно не было, а потом раздался ворчливый голос Линды:

– Боже! Я думала, что это какая-то неудачная шутка, но нет…

В мобильнике стали различаться отдельные ругательства, которые тихо произносила женщина. Тем не менее, судя по всему, она продолжала следовать полученным от Херцфельда указаниям. Внезапно Линда воскликнула:

– Там что-то есть!

– Что именно?

– Не знаю. Точно сказать не могу. Что-то желтое, похожее на пластик. Оно застряло глубоко в горле.

В этот момент Херцфельд почувствовал, как у него забилось сердце, и, стараясь не выдать волнения, скомандовал:

– Хорошо, теперь вытащите находку!

В разговоре возникла пауза, и телефон передал лишь сдавленный стон. В этот момент Ингольф решил обогнать спецмашину, разбрасывавшую по дороге песчано-солевую смесь. В течение нескольких секунд в салоне слышался лишь треск и хруст ударявшихся о кузов «порше» комочков смеси, и только после того, как они миновали этот грузовик, Херцфельд смог разобрать возглас Линды:

– Не получается!

– Что не получается? – переспросил профессор и невольно вжался в кресло автомобиля.

– Эта проклятая штуковина засела слишком прочно, и пинцет постоянно соскальзывает. А если честно, то у меня нет ни малейшего желания постоянно ковыряться во рту у трупа! – В голосе Линды слышалось растущее раздражение и отвращение.

Усилием воли Херцфельд постарался сохранить спокойствие. Пауль отлично понимал, что, весьма вероятно, он в буквальном смысле этого слова находится всего в нескольких сантиметрах от следующего уведомления, спрятанного для него похитителем его дочери. Поэтому профессор постарался произнести как можно спокойнее:

– Я хорошо понимаю ваше отвращение, Линда. Отложите пинцет в сторону. С его помощью вытащить предмет не получится.

В голосе Линды послышалось явное облегчение:

– Вы хотите сказать, что нам надо вас подождать?

– Нет. Я имел в виду, что вам сейчас все же придется разрезать трупу шею.

Гельголанд

– Все говорит о том, что предмет – это капсула. Такая же, как и у первого трупа. Разве вы не хотите узнать, какое сообщение в ней содержится, Линда?

– Нет, не хочу!

Проговорив это, молодая женщина сняла с себя перчатки и бросила их в раковину возле выхода. Эндер оставил дверь приоткрытой, и теперь через эту щель, держа телефон в руке, она проскользнула в коридор.

– Я отключаюсь, – заявила Линда.

– Нет, подождите! Послушайте меня, пожалуйста!

Линда в нерешительности остановилась и оглянулась – от волнения она забыла, в какой стороне от прозекторской находился лифт, справа или слева?

– Вы можете говорить все, что угодно, даже то, что на небесах лучшая в мире ярмарка, но я не буду вонзать нож в тело этого человека!

– Пожалуйста, ответьте мне всего на один вопрос!

– Вы хотите знать, потеряли ли вы рассудок? Что ж, отвечу: без всякого сомнения!

Линда принялась жадно вдыхать воздух, но, как ни странно, трупный запах по-прежнему продолжал ее преследовать и никак не хотел исчезать из носа.

Тут из телефона вновь раздался голос Херцфельда, который спросил:

– А что, если указания, содержащиеся в капсуле, должны привести меня не к трупам, а к живым людям? Может быть, я нашел первое сообщение относительно Эрика слишком поздно? Возможно, мы вовлечены в коварную и одновременно столь же хитроумную игру, и в этом трупе, найденном вами, сокрыто имя очередной жертвы, которую еще можно спасти. Причем в каждую секунду, которую мы с вами теряем в пустых спорах, шансы на спасение уменьшаются. Неужели вы допустите, чтобы мы опоздали?

– Все это только ваши предположения, – ответила Линда, подходя к лифту.

– Желтая пластиковая капсула в шее этого мужчины – это не предположение. Она реальна. Конечно, сейчас вы можете отказаться и просто ждать, пока я приеду. Но есть и другой вариант: мы используем выпавший нам шанс, выиграем время, которое неумолимо уходит, и, возможно, успеем спасти чью-то жизнь.

В ответ Линда рассмеялась и нажала на кнопку лифта.

– Это какой-то абсурд. Прекратите обманывать меня, профессор.

– Что вы имеете в виду?

– Речь идет не о каких-то неизвестных жертвах. До них вам нет никакого дела! Вы заботитесь только о своей дочери!

Херцфельд какое-то время молчал, а когда ответил, Линде показалось, что голос профессора дрожит. Однако это могло быть связано и с тряской на дороге, наложившейся на его вопрос:

– У вас есть дети?

– Мне двадцать четыре, – ответила она таким голосом, в котором ясно читалось: «Не дай бог!»

– Но вы хотите их иметь?

– Когда найдется подходящий жених, – фыркнула она в трубку, а про себя подумала: «А что, если такой никогда не подвернется?»

Линда еще раз задала себе вопрос Херцфельда и потом ответила:

– Да, я люблю детей. Я и сама еще, если разобраться, настоящий ребенок. Будь по-другому, стала бы я рисовать комиксы?

– Отлично. Выходит, вы все же подумываете над тем, чтобы стать матерью. Конечно, материнское чувство вам еще не знакомо, но некоторая предрасположенность все же имеется. Я прав?

В этот момент лифт пришел в движение и, судя по световому табло, начал спускаться со второго этажа.

– Я догадываюсь, профессор, куда вы клоните, и на вашем месте, если бы у меня похитили дочь, поступала бы точно так же. Тем не менее вы настоящий засранец, поскольку принуждаете меня резать человека.

– Линда?

– Да, – отозвалась она, задаваясь вопросом, какой следующий неубедительный довод Херцфельд приведет, чтобы попытаться уговорить ее вернуться в прозекторскую.

Линда ожидала чего угодно, но только не того, что профессор рассмеется в ответ и скажет:

– Если уж я вынужден терпеть, когда меня обзывают засранцем, то давайте хотя бы перейдем на «ты».

Ее хохот гулко отразился от стен подвального коридора. Однако он не принес с собой того облегчения, какого бы ей хотелось. Но все же это сняло с нее часть напряжения, в котором она находилась в последние минуты. В этот момент дверь лифта открылась, и смех Линды мгновенно трансформировался в протяжный душераздирающий крик.

В аду

Как долго он отсутствовал? Измученная девушка больше не ощущала течения времени, не понимала, сошла ли она с ума или нет. Несчастная не помнила ни своего имени, ни фамилии, ни обстоятельств похищения.