Себастьян Фитцек - Отрезанный [litres]

Ингольф уже начал доставать Херцфельда своими вопросами, интересуясь, над каким таким необычным случаем работает профессор, ведя столь странные разговоры по телефону и двигаясь в направлении Гельголанда именно в тот день, когда сказался больным.

Херцфельд обнадежил практиканта обещанием рассказать все позже, сославшись на необходимость хранить до поры врачебную тайну, понимая, однако, что рано или поздно ему придется открыться, если это странствие затянется. Однако всему свое время. Сейчас следовало срочно восстановить контакт с Линдой.

– Что с вами случилось? – спросил он, наконец-то дозвонившись до молодой женщины и стараясь говорить не очень громко.

Профессор специально выбрал себе место в сторонке, чтобы ему никто не мешал. Однако не успел он дозвониться до Линды, как за соседним столиком примостилась какая-то парочка, и теперь его от нежелательных соседей отделяла всего лишь пластмассовая пальма.

– Почему вы прервали разговор?

– Я думала, что мы перешли на «ты».

– Конечно, конечно, – улыбнулся Херцфельд. – А что это был за крик?

– Сожалею, но это вышло непроизвольно. Я подумала, что вижу перед собой Дэнни.

– Дэнни?

– Это мой бывший парень, он… – начала было Линда, но запнулась на полуслове. – Ах, забудь!

– Подожди, твой друг с тобой?

– Нет. Послушай, у меня немного расшатались нервы. Дело вот в чем: в прошлом году выяснилось, что мой бывший оказался слишком навязчивым ухажером и стал меня преследовать. Именно от него я спряталась на острове, рассчитывая дистанцироваться от тех страхов, которые мне пришлось пережить. Однако, честно говоря, это плохо у меня получается, так как в свободное время мне приходится потрошить трупы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что здесь, в подвале морга, я вижу призраков. Когда лифт приехал, мне в зеркале показалось, что позади меня мелькнула тень. Но это определенно была игра моего воображения. Как я уже говорила, нервы у меня на пределе.

– Тогда все в порядке, а то я начал волноваться. Где ты находишься теперь?

– Снова в прозекторской.

Пауль вздохнул с облегчением, но радоваться было рано, поскольку Линда немедленно решила развеять возможное недопонимание, заявив:

– Я испугалась и пришла за ножом. Но только для самозащиты, а не для того, чтобы резать Эрика.

Находясь от Херцфельда на расстоянии более четырехсот километров, Линда взглянула на свое отражение в лезвии секционного ножа и оторопела. Она увидела там женщину с темными кругами вокруг глаз, которой можно было дать не меньше сорока лет.

– Линда! Ты не должна держать его как карандаш или столовый нож. Зажми его в кулаке как кинжал!

– Ты все никак не уймешься, да?

– Причины моего поведения тебе известны.

Молодая женщина тяжело вздохнула. Между тем она стала уже привыкать к виду тела, лежавшего на секционном столе. Если бы в данный момент Линда оказалась за своим мольбертом, то с легкостью по памяти смогла бы во всех подробностях отобразить на листе бумаги этого тучного человека с ногами как у аиста. При этом мысль о том, что труп можно представить в качестве абстрактного образца для выполнения обычного упражнения в художественном колледже, помогла ей собраться с духом и абстрагироваться от происходящего.

– Ну хорошо. Если меня при этом не вывернет наизнанку, то что я должна делать?

По правде говоря, она уже давно приняла решение продолжить столь неприятное занятие, и способствовал этому пережитый возле лифта страх. Раньше Линда считала, что не сможет преодолеть отвращение, но едва вышла из прозекторской, ею овладел ужас. И причиной его оказался не Дэнни, а другой, столь же печально известный знакомый, подкравшийся к ней сзади, – ее собственный кошмар.

Конечно, когда она раздела Эрика и заглянула мертвому в рот, ей стало плохо, и по всему ее телу разлилось отвращение. Но страха, как такового, Линда не испытала. Для него просто не было места, и Дэнни на несколько часов был полностью вытеснен из ее сознания. Ведь в результате этого дистанционно руководимого осмотра трупа ей удалось добиться того, что не получалось достичь за прошедшие недели даже во сне.

Несмотря на все неприятности, связанные с необходимостью находиться в одном помещении с мертвецом, вдыхать становившийся все более отвратительным запах трупного разложения и даже дотрагиваться до покойника, это все же было лучше, чем постоянно пребывать в иррациональной панике. Панике, от которой Линда страдала в течение нескольких последних месяцев и от которой вынуждена была бежать на остров Гельголанд.

«Лучше блевать, чем бояться!»

Придя к подобному выводу и представив себе, как она наносит такую надпись на футболку после того, как здесь все закончится, молодая женщина ухмыльнулась. Затем ей пришла мысль вложить этот лозунг в уста одного из героев своих комиксов. Однако Херцфельд не дал ей времени развить будущий сюжет:

– Подведи нож под кончик подбородка, сильно вдави лезвие в ткань и одним движением, направленным вниз, сделай разрез до грудины! – скомандовал он.

До этого молодая женщина снова надела перчатки и резиновый фартук, а также наполнила водой резервуар в изножье секционного стола. При этом Линда старалась отогнать от себя картину того, во что превратится эта прозрачная жидкость, когда она начнет следовать инструкциям профессора.

– А это действительно разрешено? – спросила Линда, бросив короткий взгляд на шею трупа.

Мужчина незадолго до смерти, очевидно, брился – на грубой пористой коже ясно просматривались небольшие порезы, оставленные бритвой.

– Я имею в виду, что подобное делать дилетанту не положено, верно?

– Согласен, однако мне можно. Ты, Линда, в данном случае являешься просто продолжением моей руки. Не беспокойся! Всю ответственность я беру на себя.

– А мои ночные кошмары ты тоже себе заберешь?

Херцфельд на другом конце телефонной линии промолчал. Тогда она глубоко вздохнула и приступила к операции.

Острый кончик лезвия безо всякого сопротивления и бесшумно вошел в кожу. Она ожидала, что из пореза появится кровь в виде тонкой струйки, но ничего подобного не произошло. Из раны не вытекло ни капельки крови.

«Ты мог бы спокойно оставаться здесь, трус», – подумала Линда о Мюллере.

Затем ей в голову пришла другая мысль, и она сказала себе: «Это не человек. И это не кожа. Это просто кукла!»

И действительно, у нее создалось впечатление, что в твердый пластилин вошел нож для ковролина. Кожа легко разошлась, образовав рану с краями желтоватого цвета и открыв вид на коричневато-красную мускулатуру.

– Ты закончила? – спросил Херцфельд.

– Мысленно или физически?

– Как только ты достигнешь грудной клетки, снова переходи к подбородку. Но на этот раз делай разрезы вправо и влево вдоль нижней челюсти.