Себастьян Фитцек - Отрезанный [litres]

– Точнее, желтая пластиковая оболочка из-под игрушки типа «киндер-сюрприз», в которой всегда сокрыто пластиковое изделие, предназначенное для детей.

– Или еще один сюрприз, – добавил Эндер, не осознавая двусмысленности своего замечания.

– Должна ли я открыть ее? – спросила Линда и, охваченная любопытством, не стала ждать указаний Херцфельда.

Уверенным движением раскрыла капсулу, вытащила из нее свернутую бумагу и положила перед рабочей лампой.

– Похоже, это фотография, – сказала она.

– Что там изображено? Вы можете что-нибудь разобрать? – взволнованно спросил Херцфельд.

В телефоне послышался звук отодвигаемого стула, как будто профессор внезапно одним рывком вскочил с него.

– Здесь какая-то женщина. Седые волосы, круглое лицо. Выглядит как типичная бабушка в рекламе. – Линда пожала плечами, посмотрела на фотографию еще раз и добавила: – Нет. Никогда в жизни ее не видела.

– Позвольте, я взгляну, – проговорил Эндер, снова напугав Линду, поскольку опять неожиданно подошел к ней сзади.

Комендант приблизился еще на один шаг и косо посмотрел на фотографию.

– Поцелуйте меня в задницу, если это не Фредерика Тевен, – заявил он.

– Ты ее знаешь? – почти одновременно спросили Линда и Херцфельд.

– Не то чтобы знаком лично, – озабоченно поскреб в затылке Эндер. – Но я знаю, где она живет.

– Как ваши дела, господин профессор?

– Хорошо. Э-э… то есть… – Херцфельд почти забыл, что официально он значится больным. – Уже лучше. Думаю, что в понедельник буду как огурчик.

– Приятно слышать, – с облегчением ответила его секретарь на другом конце телефонной линии.

Озабоченность Бабетты не была наигранной. Эта женщина сорока семи лет, которую с первого взгляда многие путали с мужчиной, была для Федерального ведомства уголовной полиции настоящей находкой. Большинство сотрудников называло ее мамочкой, но не только из-за того, что она родила шестерых детей.

– Как у вас с продуктами питания? Может быть, принести вам куриный бульон?

– Очень любезно с вашей стороны, но спасибо, не нужно, – ответил Херцфельд, заявив, что у него, скорее всего, острая желудочно-кишечная инфекция.

Профессор был согласен принять на себя любую болезнь, если бы это помогло спасти его дочь.

– В службе по управлению персоналом очень обеспокоены тем, что вы заболели и не прибудете к ним в назначенное время, господин профессор.

«В этой кутерьме я совсем забыл об этом», – подумал Херцфельд.

Он посмотрел на опухшие и посиневшие пальцы правой руки и сам удивился своему равнодушию в отношении собственной судьбы. Ему и так не поздоровилось бы из-за учиненной драки с громилой, издевавшимся над собакой. Теперь же ко всему прочему добавилось еще и сокрытие улик, а также подстрекательство молодой женщины к незаконному вскрытию трупа, явно являвшегося жертвой убийства. Так что причин для его увольнения было уже предостаточно.

– Я должен попросить вас посмотреть кое-что в моем компьютере, – сказал Херцфельд своей секретарше, снова садясь вместе с Ингольфом в «порше».

В это время какой-то автолюбитель при помощи горячей воды в отчаянии пытался отогреть замерзшую систему омывателя ветрового стекла. К лобовому же стеклу машины фон Аппена не прилипло ни единой снежинки – на время их короткого отдыха он оставил систему обогрева при неработающем двигателе включенной.

– Вы все еще зарегистрированы в Сети, – через некоторое время с укором проговорила Бабетта. – Что я должна посмотреть?

– Меня интересует некая Фредерика Тевен. Гляньте, есть ли какие-нибудь сведения об этой женщине в моих файлах?

Сразу после того, как Мюллер довольно-таки громко произнес вышеназванное имя, Херцфельд почувствовал, как екнуло у него в груди.

«Тевен, Тевен… Фамилия мне определенно знакома. Я либо где-то видел ее, либо слышал», – подумал тогда Пауль.

Однако, сколько ни старался, вспомнить что-либо конкретное он так и не смог.

– Посмотрите в моем календаре. У меня назначена встреча, но вот на какой предмет, совершенно не помню, – солгал Херцфельд.

– А как пишется ее фамилия?

– Через буквы «в» и «е». Посмотрите во всех рубриках. Это может быть пациентка, коллега, представитель правоохранительных органов или вовсе случайная знакомая.

– Что с вами, профессор? Обычно вы не так забывчивы. Вам, видимо, совсем плохо. Наверное, мне все же стоит приготовить вам горячего чаю и сделать компресс.

В этот момент Херцфельд почувствовал, как от резкого набора скорости его буквально вдавило в сиденье. Ему только и оставалось, что надеяться, что Бабетта не расслышит рев двигателя «порше» и не удивится этому обстоятельству. Тем временем машина, словно ракета, мчалась по второстепенной дороге к выезду на автостраду.

– Просто задайте поиск, так вы мне здорово поможете.

– Если пометить для поиска весь ваш архив, то это может занять несколько минут.

– Позвоните мне, когда закончите с поиском, хорошо?

С этими словами профессор отключился и хотел уже попросить Ингольфа увеличить скорость работы «дворников», чтобы не создавать предпосылок для несчастного случая, как вдруг вновь раздался телефонный звонок. Поначалу он подумал было, что просто произошел скачок громкости работавшего радио, но потом различил вступительные фанфары Первого концерта для фортепиано с оркестром Чайковского, служившие сигналом вызова на мобильнике фон Аппена.

Практикант закатил глаза и большим пальцем правой руки нажал на кнопку на руле, включив громкую связь.

– Слушаю, папа! – воскликнул Ингольф.

– Добрый день, сын мой!

«Сын мой? – удивился Херцфельд подобному обращению. – Боже, сенатор по внутренним делам и с домашними разговаривает так же напыщенно, как и во время выступлений по телевидению».

Ингольф бросил на профессора извиняющийся взгляд и проговорил:

– Пока все плохо, я сейчас в пути и не…

– Вечно у тебя все плохо, – грубо перебил его отец.

На миг в телефоне повисло тяжелое молчание, но потом сенатор сменил гнев на милость. Уже более дружелюбным тоном он произнес:

– У меня только что состоялся продолжительный разговор с Джо Харпером из Нью-Йорка.

– И что?

– Он сообщил мне, что деньги пока не отправил.

– Конечно, ведь мы тоже пока не пришли к единому мнению, папа.

Ингольф покопался во внутреннем кармане пиджака и вытащил пачку жевательной резинки. В этот момент Херцфельд заметил на практиканте сшитую на заказ дорогую рубашку с золотыми запонками и поневоле задался вопросом:

была ли она надета на фон Аппене-младшем под халатом, когда он вошел в секционный зал? Видимо, в парадном облачении Ингольф ходил даже в университет. Придя к такому выводу, Пауль удивился непостижимости образа мышления людей, способных в самый неподходящий момент обращать внимание на второстепенные детали.