Себастьян Фитцек - Отрезанный [litres]

«Двадцать один», – произнесла про себя Линда, вспомнив, что произношение этой цифры занимает ровно одну секунду.

В течение этой секунды она с силой старалась вдохнуть в рот пожилой женщине воздух из своих легких. Затем Линда отвернула голову в сторону, чтобы снова набрать воздуха, и увидела Эндера с телефоном, что-то говорившего Херцфельду, но, занятая попытками реанимировать судью, слов не разобрала.

Как только Линда вновь набрала в легкие воздух, она повернулась к пожилой женщине и, к своему ужасу, обнаружила, что грудная клетка Фредерики не опустилась.

Проклятье!

Линда без колебания разорвала блузку на теле женщины, а также телесного цвета бюстгальтер на ее груди.

– Помоги же мне! – прорычала она Эндеру, но тот даже не пошевелился, чтобы помочь ей перевернуть судью на спину.

– Пятна, – только и сказал он.

Теперь она и сама заметила их, удивившись при этом: «Но как такое возможно?»

Однако Линда решила предпринять еще одну попытку вдохнуть жизнь в судью и попробовать массаж сердца и легких. Но теперь почему-то испугалась дотрагиваться до кожи женщины – область вокруг левой груди, обращенная к боковой части тела, окрасилась в темно-фиолетовый цвет.

– Это трупные пятна, – пояснил Эндер.

Однако в этом не было необходимости, так как Линда и без него приобрела достаточный опыт в патологии, насмотревшись на тело Эрика.

– Но тогда получается, что мертва она уже давно!

– Херцфельд спрашивает, можно ли еще эти трупные пятна отжать?

– Чего?

– Он спрашивает, когда вы нажимаете на них пальцами, не становятся ли они бледнее?

Тогда Линда, все еще находясь в состоянии шока от увиденного, нажала указательным пальцем на темно-фиолетовое пятно на коже судьи. Сначала осторожно, потом немного сильнее. Одновременно другой рукой она потянулась за мобильным телефоном, который протянул ей Эндер. Однако в сторону коменданта даже не взглянула.

Теперь, когда на ней не было перчаток, как тогда в морге, ощущения оказались другими. Прикосновение к холодной коже мертвого тела показалось ей грубым и даже интимным, но гораздо более неприятным, чем тогда, когда она касалась Эрика под сиянием неоновых ламп в секционном зале. Теперь прикосновение вызвало такое ощущение, как будто она вдавила свой палец в холодную подушку, наполненную гелем.

– Не становятся! – выдохнула Линда, уже заранее зная, что ее сообщение не сулит ничего хорошего.

Запекшаяся кровь на полу, холодные губы, чей холод она ощутила во время проведения искусственного дыхания, а теперь еще и трупные пятна.

– Они остаются темными, – сообщила она Херцфельду. – Мне не удается отжать трупные пятна.

– Выходит, что фрау Тевен мертва уже несколько часов, Линда, – произнес профессор на другом конце телефонной линии.

– Уже несколько часов? Но я ведь слышала ее стоны!

В голосе Линды скорее звучал вопрос, чем утверждение.

– Респираторные шумы умерших, – пояснил Херцфельд. – Чаще всего это происходит тогда, когда при прогрессирующем процессе распада воздух начинает выходить из легких.

Во время разговора с профессором она услышала отдаленные автомобильные гудки, что в данный момент показалось ей происходящим в другой галактике. В ее вселенной, на этом богом забытом и страдающем от ударов стихии острове, не было никаких признаков человеческой цивилизации. Здесь царили насилие, боль и смерть.

– И что теперь? – обессиленно спросила Линда.

Она встала с колен и посмотрела на себя в зеркале. Ее руки, дрожащие колени – все было в крови.

«Боже мой! – пронеслось у нее в голове. – Здесь повсюду мои отпечатки пальцев! И это в доме, в который мы вломились незаконно!»

– Эндер говорит, что убийцы нигде не видно. Тем не менее я не думаю, что оставаться вам в доме было бы хорошей идеей.

– Что же мне делать? – растерянно спросила Линда, но когда осознала смысл предложения Херцфельда, начала бурно протестовать.

Однако Пауль не стал ее слушать.

– Доставьте труп в морг, – сказал он. – Я перезвоню, когда встречусь с одним из моих бывших коллег.

– Царрентин-на-Шальзе? – спросил Ингольф. – Никогда не слышал о таком месте.

– Богом забытое местечко у озера Шальзе с населением пять тысяч человек, – буркнул Херцфельд.

Дабы избежать пробок на шоссе, им пришлось несколько раз нарушить правила дорожного движения. Возле указателя «Дорожные работы» Ингольф задним ходом быстро проехал двести метров, отделявшие их от съезда с автострады, и помчался по проселочной дороге, обгоняя все транспортные средства, придерживавшиеся ограничения скорости.

– Для того чтобы добраться до этого Царрентин-на-Шальзе, придется сделать крюк, на что потребуется не более десяти минут. Это по данным навигатора, но мне кажется, что хватит и пяти, – проговорил фон Аппен и спросил: – И все же что мы там забыли?

– Там живет Мартинек.

– А это еще кто?

– Мне кажется, для вашей же пользы будет лучше знать как можно меньше, – со вздохом ответил Херцфельд.

Ингольф одарил его коротким взглядом и сосредоточился на дороге. Перед ними показался такой узкий и крутой поворот, что даже без гололеда любой нормальный водитель нажал бы на тормоз, чтобы избежать ненужного риска.

– Профессор Херцфельд, я, конечно, еще очень молод, но отнюдь не дурак, – заявил он. – Мне теперь известно гораздо больше, чем вы предполагаете. Ваша дочь в опасности, возможно, ее похитили.

Говоря это, Ингольф продемонстрировал настоящие чудеса водительского искусства, даже ускорившись на опасном вираже.

– Правда, я пока не возьму в толк, почему вы осуществляете по телефону нечто похожее на дистанционное управление проведением вскрытия. Причем вскрытием занимается, насколько дошло до моих ушей, женщина, не имеющая ни малейшего понятия в этом вопросе. Однако, поскольку речь идет о наличии одного или даже нескольких трупов, то можно предположить, что похититель или похитители очень опасны. Я, конечно, хорошо воспитанный молодой человек и готов помогать ближним. И все же мне кажется, что я заслуживаю большего доверия, если уж так вышло, что мы вместе движемся навстречу опасности.

Херцфельд повернулся к практиканту и, внимательно посмотрев на него, спросил:

– Вы хотите, чтобы я сказал больше?

– Это было бы очень любезно с вашей стороны!

– Вам кто-нибудь говорил, что вы ведете себя так, будто обладаете правом судить всех и каждого? Таких называют «в каждой бочке затычка».

Произнося это, Херцфельд усилием воли заставил себя смягчить тон и улыбнуться. Ингольф тоже не остался в долгу и усмехнулся:

– А вам кто-нибудь говорил, что у вас своеобразное чувство юмора? Посылать стажера в первый день его практики за дефибриллятором…