Влада Ольховская - Синдром Джека-потрошителя

С тех пор прошло много лет, но Дмитрий так и не смирился с непередаваемым контрастом между отцом, которого он знал и любил, и тем монстром, которым его отец оказался на самом деле. Они жили рядом с ними – и никто не догадывался, что творится у него в голове! Или в душе? Да, скорее в душе.

Их отец казался нормальным, он был любимым, да он без труда получил лицензию на охотничье ружье! Дмитрий был в ужасе от такой животной способности к маскировке. Отец был хамелеоном, сама природа подарила ему дар становиться кем-то другим, это даже не требовало от него особых усилий.

Когда Дмитрий узнал правду, в его душе навсегда поселился навязчивый страх. Он боялся, что он сам или Леон рано или поздно станут такими, как отец. Да, пока их не тянуло к убийствам и жестокости. Но вдруг это однажды изменится? Кровь – не водица, гены определяют многое.

– Я всегда верил, что ребенок чудовища – это хотя бы наполовину чудовище, – признал Дмитрий. – Мне нужно было, чтобы и во мне, и в Леоне победила человеческая половина, а не то, что в нас от отца.

– Это так не работает, – покачала головой Анна.

– Что?

– Генетика. Да, вы могли что-то унаследовать от отца, но…

– Мне этого достаточно, – прервал Дмитрий. – Это есть в нас. Это всегда будет в нас. Моя задача – сделать так, чтобы оно не проснулось.

– Я понимаю ваше беспокойство, но врожденная социопатия…

– Я приехал сюда не для того, чтобы слушать лекции. Я знаю все, что мне нужно знать. Я рассказал вам о нашем с Леоном прошлом не ради бесплатной консультации. Вы должны понимать, почему вы можете стать катализатором для худшего, что есть в нем. Следить за собой мне проще: я знаю, что я чувствую, я спокойней, но Леон… для него риск всегда был выше.

– Почему?

– Он был у отца любимчиком, – усмехнулся Дмитрий. – Так уж сложилось. Тогда это меня не беспокоило, но… все это знали. Леон был больше похож на отца – и внешне и характером. Я отцу казался сонным и пугливым, а Леон был таким же неугомонным и даже диковатым, как и он сам. Отец проводил с ним больше времени, а главное, брал с собой на охоту. Они могли шататься по лесам много дней, все говорили о чем-то… Я спрашивал Леона о чем, но он утверждает, что не помнит.

– Возможно, он и правда не помнит, детская память пластична.

– А может, не хочет меня беспокоить. Но факт остается фактом: отец влиял на него и видел в нем свое отражение. Моя задача – сделать так, чтобы Леон действительно не стал его отражением.

– Это было актуально, пока Леон оставался ребенком, – отметила Анна.

– Это будет актуальным всегда. Залог нормы – это здоровые условия для жизни. Семья, жена, дети… Хорошая работа. Никакой агрессии, никакого риска! Да, я привлек Леона к расследованию. Пусть использует худшее, что получил от отца, в лучших целях! Я хотел, чтобы он видел, какой вред наносят уроды, подобные нашему отцу, нормальным людям, и никогда не был таким.

– То есть это в вашей системе ценностей допустимо, а мое присутствие в жизни Леона – нет?

– Ваше присутствие – это разговоры о вещах, о которых не нужно даже думать. Это воспоминание о расследовании, которое зашло слишком далеко. И, наконец, это угроза его семейной жизни, которая не позволяет ему опуститься на дно.

Наблюдая за ней, он думал, как отреагировала бы на этот разговор обычная женщина – да та же Лидия! Она бы посмеялась над ним или попыталась оскорбить, она бы злилась на него за то, что он пытается диктовать ей свои условия.

Но Анна Солари не злилась. Умела ли она вообще это делать? Она смотрела на него с таким сочувствием, будто это он нуждался в помощи, а не Леон!

– Вы во многом не правы, – заявила она. – В том числе и в глобальных вещах. Но если я попытаюсь объяснить их вам, вы не будете слушать. Уже сейчас вы по умолчанию настроены на недоверие.

– Потому что я пришел сюда не за объяснениями! – Дмитрий повысил голос. Он не хотел, так получилось. – Простите, вышло резковато. Но и вы должны понять…

– Я все понимаю. Вы любите брата. Только вот любовь не защищает вас от ошибок. Вы вредите ему.

– Я слежу, чтобы он не навредил себе!

– О чем я и говорю: вы не будете меня слушать, – вздохнула Анна. – Хорошо, я пообещаю вам, раз уж вы проделали такой путь и рассказали мне все. Я, кстати, благодарна за этот рассказ, он многое ставит на свои места. А я-то все не понимала почему… Впрочем, ладно, не буду тратить на это ваше время, Дмитрий. Вы ждете обещания? Пожалуйста: я обещаю, что не буду звонить ему, ездить к его дому, пытаться заговорить с ним или его женой. Этого достаточно? Или мне дать торжественную клятву?

– Не нужно клятвы, – смутился Дмитрий. – Что вы, в самом деле? Я вам верю!

Он действительно верил. Он чувствовал, что Анна не лжет ему. Он получил то, ради чего сюда приехал, и должен был гордиться этим легким успехом.

И все же он не мог избавиться от ощущения, что Анна Солари, подчинившись, все равно обвела его вокруг пальца.

Не было чувства завершенности. Раньше оно никогда не подводило Леона: справившись со сложным заданием, он точно знал, что это конец, последняя точка поставлена и дальше уже ничего не будет. А здесь – нет, не так.

Они некрасиво расстались с Анной, и он пока не знал, как это исправить. Для начала ему предстояло разобраться, кто из них был не прав. Все по-прежнему сводилось к Михаилу Жакову – и к этому проклятому Джеку.

Леон делал все, чтобы его жизнь покатилась по накатанной колее. Он вернулся на работу – просто чтобы меньше сидеть дома. Он старался быть приветливым с Лидией, но пока не получалось, его по-прежнему не тянуло к ней. Он повторял себе, что расследование завершено, но в минуты затишья все равно ловил себя на чтении статей о Джеке-потрошителе.

Это было не так страшно, как проверять по десять раз улики против Михаила Жакова. Исследуя прошлое, он вроде как не отрицал, что расследование в настоящем закончилось. Он просто интересуется детективными легендами, что тут такого?

Он проверял, кого считали подозреваемыми больше века назад. Анна сказала верно, их было чертовски много. И такие типажи, как Жаков, тоже встречались – сумасшедшие, ненавидящие женщин и людей, легко попадающие в плен своей собственной ярости. Среди подозреваемых даже был эмигрант из России – врач Михаил Острог. Тезка Жакова, значит… Что, если у него осталась родня здесь? А она, скорее всего, осталась. Получается, Жаков может быть его потомком и нести в себе тот же ген?

– Да ну, бред, – пробормотал Леон себе под нос.

– Что? – удивленно спросил охранник, обходивший территорию загородного дома вместе с ним.

– Ничего, это я о своем…

Еще одним подозреваемым был Монтегю Джон Друитт – молодой человек из обеспеченной семьи, прекрасно образованный, не отличавшийся безумием других подозреваемых. Но это лишь давало дополнительные причины подозревать его: ум в таких делах важнее гнева. Сумасшедшие, убивающие по первой прихоти, не готовятся и не заметают следы – и легендами они тоже не становятся.