Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

– Вообще-то, думаю, что выпью еще, – ответила я просто в пику тебе.

Мне даже не хотелось пить в тот момент, но я вылила остатки вина в бокал и перехватила пустую бутылку за горлышко, поддразнивая тебя.

– Твое здоровье.

Струйка красного вина испачкала мне рукав.

Ты посмотрел на меня так, словно видел в первый раз. Покачал головой, как будто я о чем-то спросила тебя.

– Я так больше не могу, Кэролайн.

Мне не кажется, что ты планировал что-то подобное. Просто бросил ничего не значащую фразу, так бывает. Но я спросила, что ты имеешь в виду, – и в точности увидела, в какой момент решение само сложилось в твоей голове: ты кивнул, поджал губы. «Да, именно этого я хочу» – так, должно быть, ты подумал. Вот что должно было случиться:

– Я больше не хочу жить с тобой в браке.

Как я уже говорила, меня провоцирует алкоголь.

Я была пьяна в первый раз, когда ударила тебя. И в последний раз. Это не оправдание. Это причина. Было ли для тебя важно, что потом я раскаивалась? Знал ли ты, что всякий раз я всерьез сожалела о содеянном и клялась себе, что это больше не повторится?

Иногда я просила у тебя прощения потом, иногда – сразу же после удара, когда внезапное высвобождение гнева отрезвляло меня не хуже ночного сна.

Однажды, когда приехала полиция, ты солгал ради меня. Однажды ты даже позвонил в службу спасения, но потом мы сказали, что произошла ошибка: ребенок играл с телефоном.

В какой-то момент ты перестал говорить, что прощаешь меня. Вообще перестал говорить об этом, притворялся, что ничего не происходит. Когда я швырнула в тебя пресс-папье, которое слепила Анна, оно, ударившись о тебя, отскочило и разбилось о стену, а ты собрал осколки и склеил. И не стал разубеждать Анну, когда она подумала, что это ты разбил его.

«Она так любит тебя, – говорил ты. – Даже думать не хочу о том, что случится, если она узнает правду».

Эта мысль должна была остановить меня. Но не остановила.

Если бы я не пила тем вечером, я бы огорчилась, а не разозлилась. Может быть, я бы даже согласилась с тобой, кивнула бы, сказала, мол, да, ты прав, так жить нельзя. Может, я поняла бы, что мы оба несчастливы и пришло время разорвать эти отношения.

Но все сложилось иначе.

Не успел ты произнести эти слова, как моя рука пришла в движение. Я не раздумывала. Рука двигалась так быстро. С такой силой. Я ударила тебя бутылкой по голове.

Я стояла посреди кухни, все еще сжимая бутылочное горлышко в руке. Осколки зеленого стекла посыпались мне на ноги. Ты лежал на боку. Вокруг головы – глянцевая лужица крови. Падая, ты ударился затылком о край гранитной столешницы.

Ты был мертв.

Мюррей

Мюррей тут же перенабрал номер, но телефон Анны Джонсон был отключен.

«Я не хочу ставить в известность дочь, пока мы не получим достоверное подтверждение личности погибшего», – сказал детектив Кеннеди. Он звонил Маккензи сообщить, что тот был прав, в отстойнике действительно обнаружено тело, по предварительным данным – Тома Джонсона.

Мюррей долго размышлял, что же ему делать. Сержант, безусловно, был прав. Едва ли тело в отстойнике могло принадлежать не Тому Джонсону, а кому-то другому, но пока личность погибшего не установлена, эту информацию нельзя разглашать.

И все-таки Анна должна была узнать о случившемся. Причем как можно раньше. Она сама настояла на том, чтобы полиция возобновила расследование самоубийства ее матери. Именно Анна пострадала, когда и ее отец, и мать пропали без вести. Она заслужила право знать, что ее отца, вероятнее всего, убили, а тело спрятали в отстойнике в его собственном саду.

Пролистывая список контактов в телефоне, Маккензи старался не обращать внимания на назойливый голос в голове, твердивший, что он звонит девушке не ради нее, а ради самого себя: «Ты продолжил расследование, когда она сказала тебе отступиться. И теперь ты хочешь показать ей, что был прав все это время».

Вот только Анна опять бросила трубку. И отключила телефон. Конечно, она была в состоянии шока. Люди совершают странные поступки, находясь в состоянии шока. Тем не менее Мюррея сковало страшное предчувствие. Ему показалось, что он допустил ужасную ошибку, когда позвонил ей.

Сара припарковала автомобиль на дорожке перед их домом. Мюррей чувствовал себя измотанным – не только потому, что Анна так повела себя. Теперь вдруг оказалось, что ему больше не нужно участвовать в расследовании, в которое он вложил так много сил. Что-то подобное он ощущал в юности, когда работал патрульным: азарт, охватывавший его в начале запутанного расследования, сменялся разочарованием, когда дело приходилось передавать в департамент, и после Маккензи не знал, что говорил пойманный им подозреваемый на допросе, выдвинули ли тому обвинения, и если да, то какой приговор вынес судья. И как ему бывало обидно, когда других расхваливали за раскрытие преступления, в то время как именно он сумел задержать преступника, рванувшись за ним в погоню и порвав форму в драке, или спас ребенка из горящей машины после того, как пьяный водитель скрылся с места аварии.

– Тебе стоит поехать туда.

Похоже, за время пути Сара вполне привыкла вести машину – теперь ее ладонь спокойно лежала на рычаге переключения передач. Мюррею нечасто выпадало сидеть не за рулем, так что, когда у него разрядился телефон, он просто откинулся на спинку сиденья и наблюдал, как жена все увереннее прокладывает себе путь. Ему даже подумалось, что все его усилия, приложенные, чтобы защитить Сару за эти годы, возможно, стоило направить в другое русло – помочь ей выйти из зоны комфорта.

– Джеймс уже на месте. – Маккензи распахнул дверцу. – Теперь это его дело.

– Это и твое дело тоже.

Да ну? Мюррей мог зайти в дом, надеть тапочки, включить телевизор, а в мире полиции все будет идти своим чередом. Джеймс обследует место преступления, патрульные отправятся на поиски Кэролайн Джонсон. Что там было делать Маккензи?

И все же в истории этого дела оставались пробелы, которые до сих пор его смущали. Как Кэролайн удалось сбросить тело Тома – человека весьма внушительного роста и веса – в отстойник? Не иначе кто-то помог ей. И кто прислал открытку, намекавшую на то, что Кэролайн Джонсон вовсе не покончила с собой?

– Езжай. – Сара передала ему ключи.

– Но мы ведь собирались встретить Новый год вместе…

– У нас еще будет время встретить Новый год. Езжай!

И Мюррей поехал.

На Кливленд-авеню сине-белая полицейская лента окружала Дубовую усадьбу. Из соседнего дома доносилась музыка: по всей видимости, там устроили вечеринку по случаю Нового года – гости, уже успевшие немало выпить, сгрудились у входа, с любопытством наблюдая за происходящим. Маккензи прошел за ленту.