Клер Макинтош - Позволь мне солгать [Litres]

Я поворачиваюсь к Лоре:

– Откуда ты знала, где спряталась мама?

– А я и не знала. Вначале. Я знала только, что она не покончила с собой. – Лора косится на маму. Та рыдает. – Она довольно предсказуема, – язвительно добавляет Лора.

Меня охватывает отвращение – я вспоминаю, как Лора утешала меня после смерти папы, как помогала мне организовать поминальную службу. Папа умер из-за мамы, но это Лора спрятала его тело, разработала план по имитации его самоубийства, скрыла совершенное преступление. Я помню, как она настаивала, чтобы я разобрала документы в родительском кабинете, как она щедро предложила мне заняться всем этим самой. На самом деле она искала какие-нибудь зацепки, чтобы понять, где же мама.

– У меня тоже есть та фотография, знаешь ли. Вы с мамой в захолустном отельчике на краю земли. – На мгновение голос Лоры срывается – намек на то, какие чувства бурлят под ее маской невозмутимости. – Она постоянно рассказывала о том отпуске. Как вы смеялись вместе. Как вам было хорошо. Для нее это был побег от реальности. От ее реальности. И ей это нравилось. – Плечи Лоры поникают. – Она любила тебя.

Лора медленно опускает руку с пистолетом. Ну вот и все, думаю я. На этом все закончится. Сказано все, что должно быть сказано. И теперь все завершится. Никто не пострадает.

Мама делает шаг к ней.

– Я тоже ее любила.

– Ты убила ее! – Лора вновь вскидывает руку, все мышцы напряжены, рука с пистолетом – как натянутая тетива. Ранимость, только что проступившая в ее чертах, исчезла. Глаза потемнели от гнева, тело будто окаменело. – Ты вышла замуж за богача, а потом бросила ее в той сырой дерьмовой квартире. Из-за тебя она умерла!

– У Алисии была астма. Она умерла во время астматического приступа.

Так ведь?

Я чувствую, как меня охватывает паника. Вдруг это тоже ложь? Я смотрю на маму, надеясь, что она подтвердит сказанное мной.

– Ты даже к ней в гости не приезжала! – продолжает зачитывать обвинения Лора.

– Приезжала. – Она опять готова расплакаться. – Может, не так часто, как следовало бы. – Мама часто моргает. – Наши пути разошлись. Она жила в Лондоне, я – в Истборне. У меня родилась Анна…

– И у тебя не хватало времени на подругу, у которой не было денег. Подругу, которая разговаривала совсем не так, как твои новые друзья. Которая не пила шампанское и не разъезжала в роскошном авто.

– Все было не так.

Но мама опускает голову, и на мгновение мне становится жаль Алисию, потому что мне думается, что именно так все и было. Именно так. И, как и в случае с папой, мама слишком поздно поняла, что она натворила. С моих губ срывается какой-то звук – не то всхлип, не то вздох. Мама смотрит на меня, и мои мысли, должно быть, отражаются на моем лице, потому что она, дрогнув, словно безмолвно молит меня о прощении.

– Отпусти Анну и Эллу. Они тут вообще ни при чем, – обращается она к Лоре.

– Очень даже при чем, – безрадостно смеется та и скрещивает руки на груди. – Деньги – у них .

– Сколько тебе нужно? – Я не собираюсь тянуть время. Она получит, что хочет.

– Нет! – кричит мама. – Это деньги тебе на будущую жизнь. На Эллу. Как ты думаешь, почему я сбежала? Лора бы все забрала! Может, я и заслужила такую судьбу, но не ты.

– Мне плевать на деньги. Пусть забирает. Я переведу на ее счет столько, сколько она захочет.

– Все намного проще, – Лора улыбается.

У меня мурашки бегут по спине, волоски поднимаются на затылке.

– Если ты просто отдашь мне все свои деньги, люди начнут задавать вопросы. Билли, Марк, чертова налоговая, в конце концов. К тому же мне придется верить, что ты будешь держать рот на замке. А если я чему-то и научилась после всей этой истории, так это тому, что верить никому нельзя.

– Лора, нет…

Я смотрю на маму. Та качает головой. Она что-то поняла. Что-то, чего я пока не понимаю.

– Все будет выглядеть так, словно я явилась сюда спасти тебя и Эллу. Марк позвонил мне по поводу того, что вечеринка отменяется, и сообщил, куда ты поехала. Интуиция подсказала мне, что тебе угрожает опасность. Шестое чувство, понимаете? – Она широко распахивает глаза, играя эту роль, поднимает ладони, растопыривает пальцы на левой руке. – Но, когда я приехала, было уже слишком поздно. Кэролайн уже застрелила вас обеих. И покончила с собой. – Уголки ее рта опущены в притворной скорби. – Ты видела завещание Кэролайн? Ты же была там, когда его зачитывали. «Моей дочери, Анне Джонсон, я завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, которым буду владеть на момент смерти» . – Она цитирует мамино завещание, точно выплевывая слова.

– Мама тебе тоже завещала деньги, – вставляю я. – Не целое состояние, конечно, но крупную сумму, которой мама почтила свою долгую дружбу с Алисией и выполнила долг крестной.

Но Лора, точно не слыша меня, продолжает цитировать:

– «В том случае, если Анна умрет до вступления в силу данного завещания, право на наследование всего моего движимого и недвижимого имущества переходит моей крестнице, Лоре Барнс».

– Слишком поздно, – говорит мама. – Завещание вступило в силу, Анна уже унаследовала мое состояние.

– Да, но ты ведь не мертва, верно? – Лора улыбается. – Юридически деньги все еще принадлежат тебе. – Она направляет на меня дуло пистолета, целится.

Кровь стынет у меня в жилах.

– Если Анна и Элла умрут до тебя, все твое наследство достанется мне.

Мюррей

«Букет ноготков».

Сара догадалась бы раньше. Она заметила бы это название, обратила бы на него внимание, чего в свое время не сделал Мюррей. Сара бы остановилась, прочла бы эти два слова вслух, порассуждала бы.

«Какое ужасное название для салона красоты».

Он представил себе, как она стучит пальцем по странице записной книжки, куда Маккензи тщательно переписал данные всех присутствовавших в тот момент, когда полиция сообщила семье известие о самоубийстве мужа Кэролайн.

«Лора Барнс, администратор в салоне “Букет ноготков”, крестница».

«Терпеть не могу, когда фирмы используют каламбуры в названии… – Мюррей столь отчетливо представлял себе слова Сары, словно она ехала рядом с ним в машине. – С тем же успехом могли бы назвать салон “Пышные ноготки”. А что, ногти упоминаются, да и звучит броско. Но все равно отвратительно. Распушили девки ноготки…»

Маккензи рассмеялся, но тут же осекся. Если разговор с самим собой – это первый симптом безумия, то как расценивать воображаемые разговоры?

И все равно – Сара бы запомнила это название. А если бы она поговорила об этом с Мюрреем, он бы тоже запомнил. И потом, выходя из дома Дайан Брент-Тейлор и раздумывая, кто же назвался ее именем, Маккензи сразу бы обратил внимание на рекламную листовку салона красоты на доске – и связал бы название салона с бывшим местом работы Лоры Барнс.