Майкл Коннелли - Последний койот

– Да ладно тебе, Гарри. Разве я не понимаю, что ты занят важными делами, карьерой, службой?.. Но я рада, что ты получил мою открытку. Кстати, у тебя есть семья?

– Нет. А у тебя? Дети, хочу я сказать...

– Нет, детьми я так и не обзавелась... Но неужели у тебя даже жены нет? У такого-то симпатичного парня?

– Говорю же тебе – нет. Живу совсем один.

Она покорно кивнула, словно неожиданно поняла, что он приехал к ней вовсе не для того, чтобы рассказывать о своей личной жизни. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и Босх невольно задался вопросом, как она в глубине души относится к тому, что он стал копом? Радость от встречи постепенно улетучивалась, уступая место напряжению, которое неизбежно возникает, когда появляется необходимость бередить старые раны.

– Я полагаю... – начал было он, но запнулся, не закончив фразы. Не знал, что говорить дальше. Весь его опыт полицейского дознавателя неожиданно куда-то улетучился. – Если тебе не трудно, принеси мне, пожалуйста, стакан воды. – Это все, что он смог из себя выдавить.

– Сию минуту.

Она быстро поднялась с места и прошла на кухню. Он слышал, как она доставала из холодильника лед и перекладывала его в стакан. Эта передышка дала ему возможность подумать. Он час ехал до ее дома, но так и не решил, как поведет себя с ней и что скажет. Она вернулась через минуту с подносом в руках. На подносе стоял стакан с холодной водой, в которой плавали кубики льда. Она передала ему стакан и положила перед ним на стеклянную поверхность стола пробковый кружок.

– Если ты проголодался, могу принести немного крекеров и сыра. К сожалению, не знаю, сколько у тебя времени...

– Спасибо, я не голоден. Холодная вода – это все, что мне нужно.

Он отсалютовал ей стаканом, отпил из него примерно половину и поставил на стол.

– Гарри, пользуйся подставкой, прошу тебя. Ты не представляешь, какая это мука – стирать отпечатки от донышка с зеркальной поверхности.

Босх опустил глаза и заметил свой промах.

– Извини.

Он поставил стакан на пробковый кружок.

– Итак, ты теперь у нас детектив...

– Да. И работаю в Голливуде. То есть не то чтобы работаю... Я, видишь ли, сейчас в своего рода отпуске.

– Отпуск – это всегда приятно.

Настроение у нее определенно улучшилось. Похоже, она пришла к выводу, что он заехал к ней просто так, а не по делу. Босх понял, что настало время выкладывать карты на стол.

– Э-э, Мере... то есть Кэтрин... мне необходимо кое о чем тебя спросить.

– О чем же, Гарри?

– Смотрю я на тебя и на твою шикарную квартиру и думаю, что ты и в самом деле стала птицей другого полета и все у тебя сейчас другое: дом, имя да и сама жизнь. Ты теперь не Мередит Роман, и мне нет смысла об этом напоминать – ты и сама отлично это знаешь. Я к тому говорю, что разговор о прошлом может оказаться для тебя трудным и тягостным. Это нужно прежде всего мне, поэтому заранее прошу меня извинить. Поверь, ни оскорблять тебя, ни причинять тебе боль я не хочу.

– Значит, ты приехал сюда, чтобы поговорить о своей матери?

Он согласно кивнул и, опустив голову, стал созерцать свой стакан, стоявший на пробковом кружке.

– Мы с твоей матерью были лучшими подругами. Иногда я думаю, что занималась тобой ничуть не меньше, чем она. До того, как тебя у нее отобрали. То есть у нас.

Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза затуманились от воспоминаний.

– Дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминала. Мы тогда были обыкновенными девчонками и, что называется, весело проводили время. Нам и в голову не приходило, что кого-то из нас могут убить. – Она поднялась со стула: – Пойдем со мной, Гарри. Хочу кое-что тебе показать.

Он прошел за ней по покрытому коврами холлу и вошел в спальню. Там находились огромная кровать с четырьмя столбиками по краям и голубым балдахином, бюро из дуба и низенькие столики по бокам кровати. Кэтрин Регистер указала ему на бюро. На крышке стояло несколько фотографий в декоративных рамках. На большинстве были запечатлены хозяйка дома в компании с неким мужчиной, который выглядел гораздо старше ее. Муж, догадался Босх. Но Кэтрин показала на фотографию, стоявшую справа, в некотором удалении от остальных. Это был старый снимок, выцветший от времени. С него смотрели две молодые женщины и крохотный мальчик трех-четырех лет.

– Эта фотография всегда находилась со мной, Гарри. Даже когда был жив мой муж. Он знал о моем прошлом. Я все ему рассказала. Для него это ничего не значило. Мы прожили с ним двадцать три восхитительных года. Жизнь во многом зависит от того, как ты распорядишься своим прошлым. Его можно использовать, чтобы причинять боль себе или другим, но можно употребить и во благо. Меня, во всяком случае, оно сделало сильной. Итак, Гарри, расскажи мне без смущения и утайки о том, что привело тебя сегодня ко мне.

Босх протянул руку и взял фотографию с крышки бюро.

– Я хочу... – Он отвел глаза от снимка и посмотрел на Кэтрин Регистер. – Я решил выяснить, кто ее убил.

На лице Кэтрин мелькнуло странное выражение. Она взяла фотографию у него из рук, поставила на крышку бюро и снова обняла его, положив голову ему на грудь. Он видел это объятие в висевшем над бюро зеркале. Когда потом она отстранилась и подняла на него взгляд, он заметил в ее глазах слезы. Нижняя губа слегка подрагивала.

– Пойдем присядем, – сказала она.

Достав из стоявшей на бюро коробки пару бумажных платочков, она вместе с Гарри вернулась в гостиную и опустилась на стул.

– Может, принести тебе воды? – спросил Босх.

– Не надо, я в порядке. Сейчас успокоюсь. Извини...

Пока она вытирала глаза бумажным платком, он обошел стеклянный стол и сел на диван.

– В те давние дни мы называли себя двумя мушкетерами. У нас даже девиз был похожий: «Две за одну, и одна за двух». Глупо, конечно, но мы тогда были так молоды и так близки...

– Я собираюсь начать с самого начала, Кэтрин. И для этого затребовал из архива старое дело об убийстве.

Она пренебрежительно хмыкнула и покачала головой:

– Это было не расследование, а комедия.

– Я тоже так думаю, но не понимаю почему.

– Послушай, Гарри, ты ведь знаешь, кем была твоя мать? – спросила Кэтрин, а когда он кивнул, продолжила: – Да, она была девушкой для развлечений. Мы обе были такими. Полагаю, ты также знаешь, что это наиболее вежливая форма, какую используют в обществе, характеризуя подобных женщин. Так что копам было наплевать, что одна из нас умерла. Они постарались сбыть это дело с рук как можно быстрей. Я знаю, что ты тоже полицейский, но в те времена подобные дела только так и делались. Для копов твоя мать была все равно что пустое место.

– Я это понимаю. Более того, полагаю, что и сейчас ситуация в этом смысле мало изменилась. Но все-таки за всем этим кроется нечто большее, нежели простое пренебрежение.