Майкл Коннелли - Последний койот

– Я не знаю, Гарри, насколько полную информацию о своей матери ты хочешь получить.

Он пристально посмотрел на нее:

– Прошлое и меня сделало сильным. Я справлюсь.

– Да, прошлое кое-чему тебя научило... Я помню заведение, куда тебя направили. Как же оно называлось? «Макивой» или что-то вроде этого...

– «Макларен».

– Точно. «Макларен». Жутковатое местечко. Когда твоя мать, навестив тебя, возвращалась оттуда, то садилась на стул и начинала реветь.

– Давай не будем менять тему, Кэтрин. Лучше расскажи, что, по-твоему, мне следует знать.

Она согласно кивнула, но, прежде чем продолжить рассказ, пару секунд молчала, словно собираясь с духом.

– Map знала кое-кого из полицейских. Понимаешь?

Он кивнул.

– Мы обе знали. Так уж функционировала система. Девушкам, чтобы жить и работать, надо было уметь договариваться. Так что, когда Map убили, для копов было вполне логично сделать все возможное, чтобы побыстрей положить это дело под сукно. Чтобы не привлекать к нему повышенного внимания. Другими словами, им не хотелось ставить кое-кого в неудобное положение.

– Если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать, что это сделал коп?

– Ничего подобного. Я не знаю, кто это сделал, Гарри. Если бы знала, то сказала. Я просто думаю, что те два детектива, которые расследовали это дело, наверняка догадывались, куда тянутся ниточки. Но не захотели за них дергать, понимая, что кое-кто в управлении этого бы не одобрил. К тому же Map была всего-навсего девушкой для развлечений, и им было на нее наплевать.

Босх окинул комнату взглядом, не зная, о чем еще спросить Кэтрин.

– А с кем из полицейских она была знакома?

– Это было так давно...

– Ты знала тех же полицейских, что и она, верно?

– Да. Как же иначе? Так работала система. Чтобы не попасть в тюрьму, приходилось использовать свои контакты. А купить можно было каждого. По крайней мере в те годы. Разные люди требовали разной оплаты. Одни хотели получать деньги, а другие – кое-что иное.

– В деле об убий... то есть в документах из папки сказано, что тебя не арестовывали и у полиции нет никаких порочащих тебя записей.

– Мне повезло. Несколько раз меня задерживали, но я кое-кому звонила, и меня отпускали. Иначе говоря, протоколов не составляли, потому что у меня было много знакомых копов. Улавливаешь, что к чему, дорогуша?

– Улавливаю.

Рассказывая все это, она ни на секунду не отводила от него глаз. Говорила о самых мерзких вещах в своей жизни, не поведя и бровью. Долгие годы она вела жизнь порядочной женщины, но в ней все еще оставалась так называемая «гордость шлюхи». Возможно, это и помогло ей преодолеть все трудности и выбраться из окружавшей ее мерзости, сохранив при этом достоинство. Его должно было хватить ей с избытком до конца дней.

– Ты не против, если я закурю?

– Не против, если позволишь к тебе присоединиться.

Они оба как по команде достали сигареты. Босх вскочил и щелкнул зажигалкой, чтобы дать ей прикурить.

– Можешь взять пепельницу с бокового столика. Только не вздумай просыпать пепел на ковер.

Она ткнула пальцем в плоскую стеклянную вазочку, стоявшую на крохотном столике справа от дивана. Босх взял ее и, не решаясь поставить на зеркальную поверхность кофейного столика, держал на весу.

– Ты помнишь имена полисменов, которых знала и которых, возможно, знала моя мать? – спросил Босх.

– Повторяю: прошло слишком много лет. Кроме того, я сомневаюсь, что эти парни были хоть как-то связаны с этим делом.

– Ирвин С. Ирвинг. Это имя тебе что-нибудь говорит?

Она долго молчала, вспоминая, потом сказала:

– Я знала его. Думаю, что Map тоже. Этот человек патрулировал бульвар. Было бы странно, если бы она его не знала... но я могу и ошибаться.

Босх кивнул:

– Это тот самый парень, который ее нашел.

Она пожала плечами: дескать, ну и что это доказывает?

– Кто-то же должен был ее найти. Особенно если учесть, что тело оставили в открытом контейнере в довольно оживленном месте.

– А что ты скажешь о парнях по имени Гилкрист и Стано, которые работали в полиции нравов?

Она секунду колебалась, прежде чем ответить.

– Я помню этих типов... Это были низкие люди.

– Как думаешь, моя мать их знала? По линии их ведомства?

Она согласно кивнула.

– А что значит – низкие люди? В каком смысле?

– Они просто... Они ни в грош нас не ставили. Если им было что-то от нас нужно – какая-нибудь информация, которую мы могли получить, встречаясь с тем или иным человеком, или что-нибудь... хм... более личное, они просто приходили и брали это. При этом бывали ужасно грубы. Я их ненавидела.

– Они могли...

– Могли ли они убить твою мать? Я тогда думала – да и сейчас так считаю, – что нет, не могли. Они не были убийцами, Гарри. Все-таки они были копами. Продажными, конечно, копами, но мне тогда казалось, что все такие. Но неприкрытого насилия тогда было меньше. Не то что нынче, когда чуть ли не каждый день читаешь в газетах, как один коп кого-то убил, а другой кого-то избил, или покалечил, или сделал что-нибудь еще в этом роде. Ты уж меня, Гарри, извини...

– Все нормально. Может, еще кого-нибудь вспомнишь?

– Нет, не вспомню.

– Имен, что ли, не хочешь называть?

– Я давно уже выбросила все это из головы. Понимаешь?

– Понимаю.

Босха так и подмывало вынуть из кармана свой блокнот, но он не хотел, чтобы разговор стал похож на полицейское дознание. Вместо этого он попытался вспомнить, что еще такого вычитал в папке, о чем можно спросить Кэтрин.

– А как насчет типа по имени Джонни Фокс?

– Да, я рассказывала о нем детективам. Они поначалу вроде как вдохновились, но потом словно про него забыли. Его даже не арестовали.

– Полагаю, они его все-таки задержали. Но позже отпустили. Его отпечатки пальцев не совпали с отпечатками убийцы.

Женщина удивленно выгнула бровь:

– Это для меня новость. Про отпечатки детективы мне ничего не говорили.

– Ты помнишь Маккитрика, который допрашивал тебя во второй раз?

– Не очень хорошо. Тогда вокруг мелькало много полицейских. И два детектива в штатском. Один был поумнее своего приятеля. И это все, что осталось в памяти. Но я не помню, как кого звали. Кажется, всем заправлял тот, что поглупее, но это было характерно для тогдашней полиции.

– Как бы то ни было, второй раз с тобой беседовал именно Маккитрик. В его рапорте сказано, что ты дополнила свои предыдущие показания. В частности, рассказала о вечеринке в Хэнкок-парк.

– Я помню эту вечеринку. Я туда не пошла, потому что... потому что Джонни Фокс ударил меня по физиономии за день до этого и у меня на щеке расплылся огромный синяк. Я пыталась замазать его крем-пудрой, но отек косметикой не прикроешь. А с таким «украшением» про вечеринки нечего было и думать. Кому нужна девушка со здоровенным фингалом под глазом?