Джонатан Келлерман - Дочь убийцы

Общежитие, в котором жила Грейс, называлось Хорлбат-Холл, и в нем ей досталась просторная комната со старым, шатающимся письменным столом, прекрасным видом на лужайку, деревья и заросшие плющом кирпичные стены, а также неработающим камином. Кто-то из прошлых жильцов нарисовал на поцарапанном дубовом полу контуры человеческого тела, как в детективах, и девушка не стала стирать рисунок. Другой жилец не поленился приклеить к стене в коридоре прямо за дверью несколько сотен мелких монет. Блейдс так и не поняла, что он хотел этим сказать, но монетки постепенно исчезали.

Малкольм и Софи прилетели с ней, чтобы помочь ей сориентироваться, и остались на пару дней, пока она не устроится. Увидев ее комнату, они переглянулись и одобрительно кивнули.

– Хорошо, – сказала их приемная дочь.

– Хорлбат? Отлично, – кивнул Блюстоун. – Теперь у тебя будет много времени, чтобы сформировать свою группу.

– Какую группу?

– На втором курсе тебя переведут в так называемый «дом», вместе с другими студентами.

– А в чем разница между общежитием и домом?

– Ну… думаю, не слишком большая. Но ты останешься в своем доме три года, и твоя цель – чувствовать себя в нем хозяином. Я жил в Лоуэлл-Хаус.

– И группа у вас была?

– Конечно. Включая Рэнсома Гарденера. У нас не только деловые отношения – мы остались друзьями. Это преимущество системы, Грейс: формируются прочные взаимоотношения.

– А Майк Либер тоже здесь учился?

Этот вопрос удивил Малкольма.

– Нет, Майк окончил Массачусетский технологический. В нашем совместном деле он самоучка.

Не нужны тебе эти социальные глупости . Блейдс молчала, старательно разглядывая контур на полу. Отличная работа – наверное, кто-то специализировавшийся на точных науках. Геометрия ей нравилась.

– Не волнуйся, дорогая. Через год у тебя будут друзья, и вы станете жить вместе, – заверил ее Блюстоун.

– А что, если я предпочту остаться одна?

Родители девушки снова обменялись долгим взглядом.

– Хм, – пробормотал Малкольм. – Обычно так не делается.

– В следующем году я не могу остаться в этой комнате?

– Общежития только для первокурсников, Грейс.

– Довольно жесткий подход.

– Традиция, ничего не поделаешь. – Блюстоун нахмурился, и его дочь поняла, что поставила его в неловкое положение.

Пока она обдумывала ответ, в разговор вмешалась Софи:

– Знаешь, Мал, кажется, в Форсхаймер-Хаус есть комнаты на одного человека.

– Что это? – спросила Блейдс.

– Еще один дом, дорогая, – объяснила Мюллер.

– Все образуется, Грейс, – сказал Малкольм. – Не торопись, всему свое время.

Таким встревоженным девушка его еще не видела. И даже Софи казалась обеспокоенной. Они очень волновались во время перелета из Лос-Анджелеса – суетились, болтали и пили больше обычного. Ни поездка в такси из аэропорта Логана, ни пребывание на территории студенческого городка их не успокоили.

Грейс поняла, что их тревога может превратиться в проблему, если они решат, что должны быть рядом и оберегать ее. Конечно, она ценит их заботу, но смысл всего этого – начало нового этапа в ее жизни.

Она улыбнулась, обняла их обоих и сказала:

– Я уверена, что все устроится. Это потрясающе. Мне нравится , и я вам очень благодарна.

– Относительно того… я уверен, что ты скоро найдешь свое место, – сказал Малкольм. – Но если тебе понадобится наша помощь…

– Обязательно. – Девушка раскинула руки, улыбнулась и дотронулась до матраса. – А пока все великолепно .

И она снова обняла родителей – в основном чтобы доставить радость им, хотя и сама почувствовала, как в ней изнутри поднимается волна тепла. Они ничего ей не должны, но захотели изменить ее жизнь. Замечательные люди. Если ангелы существуют, то они – ангелы.

Она сделает все, чтобы они ею гордились.

Грейс так и сказала, и Блюстоун покраснел, а глаза его жены увлажнились.

– Мы всегда гордились тобой, – сказал Малкольм и осмелился сжать ее руку. А Софи погладила ее по щеке.

Блейдс еще раз обняла их и улыбнулась, стараясь излучать уверенность.

Но при этом думала: Форсхаймер .

Вечером они ужинали в «Лигал Сифуд», где все слишком много ели, а Малкольм слишком много пил и произносил многочисленные тосты за «необыкновенные успехи» Грейс. На следующее утро, когда девушка увидела родителей на пороге гостиницы в Гарварде, они выглядели немного растерянными, и она еще раз заверила их, что все будет хорошо, стараясь выглядеть при этом беспечной, хотя после первой ночи в Хорлбат чувствовала себя не в своей тарелке. Она долго не могла заснуть, а рано утром ее разбудили топот и крики в коридоре. Самые лучшие и самые умные вели себя точно так же, как все остальные подростки.

Наконец прибыло такси, которое должно было доставить Малкольма и Софи в аэропорт, и Блейдс махала им вслед, пока машина не скрылась из виду на Массачусетс-авеню.

Блюстоун с женой передумали и не полетели прямо в Лос-Анджелес, а решили несколько дней побыть в Нью-Йорке, чтобы «побродить по музеям»

В Бостоне было полно великолепных музеев, и их дочь поняла, что они хотят быть рядом, пока не убедятся, что с ней действительно всё в порядке.

Другого шестнадцатилетнего подростка это раздражало бы.

Грейс же радовалась, что она им так дорога.

Получив высшие баллы уже в начале первого семестра, Блейдс выяснила, что в Гарварде гордились своим вниманием к «особым потребностям» – точно так же как бюрократы из социальной службы Лос-Анджелеса. Она поговорила с советником по размещению, солгала насчет необходимости одиночества, чтобы справиться с «врожденной повышенной чувствительностью к звуку и свету», и договорилась, что в следующем году ей предоставят комнату на одного человека в Форсхаймере .

– Комната не слишком просторная, – предупредил советник, худощавый аспирант-литературовед по имени Павел. – На самом деле больше похожа на шкаф.

– Не проблема, – заверила Грейс. – Шкаф – отличное место для моих скелетов.

Павел прищурился.

– Прошу прощения… Ах да, хорошо! Да-да, хорошо. Ага.

Устранив это препятствие, Грейс продолжала получать наивысшие баллы по всем предметам и к концу второго года приступила к специализированным курсам, чтобы заложить основы для научной работы на третьем году обучения. Малкольм и Софи познакомили ее с алкоголем самым оптимальным образом – давали попробовать хорошие вина и избегали конфликтов, – но их приемная дочь с самого начала решила отказаться от любых изменяющих сознание веществ и не отступала от этого правила.

В свободомыслящей среде трудно не пить и не курить травку – для этого требуется или сила воли, или крайняя замкнутость. Студенты не только курили марихуану, но еще и нюхали кокаин и употребляли галлюциногенные препараты. Кое-кто баловался героином – по большей части склонные к самоистязанию студенты театрального факультета.