Валентен Мюссо - Женщина справа

— Это вы из своего опыта?

— Знаете, почему раскрываются девяносто процентов убийств?

— Действенность наших доблестных полицейских, я прав?

Моя ирония вызвала у него улыбку.

— Потому что, как правило, убийцы были не очень хитрыми, плохо готовились к своему преступлению и оставляли за собой хорошо различимые следы. Что же касается тех, кто остался гулять на свободе, — большинству из них просто повезло…

— А остальные?

— Иногда случается, что вы натыкаетесь на более сильного противника, чем сами. Холодным и превосходящим вас по интеллекту индивидуумам удается вас одурачить.

— Например, заставив тело исчезнуть?

Хэтэуэй насупился и помолчал, прежде чем мне ответить.

— Если бы тело вашей матери было обнаружено, безусловно, в конце концов отыскали бы и виновного. Но без тела, без места преступления… вы можете рассчитывать только на признания. А тип, который сотворил это с ней, слишком расчетлив, чтобы хоть в чем-то сознаваться.

Выехав на автомагистраль 405, Хэтэуэй нажал педаль акселератора до опасной скорости. Он был в напряжении. По-видимому, это расследование волновало его так же, как и меня.

— Скажите, какими средствами вы ведете свои расследования? Не будьте таким скрытным.

— Для работы у меня есть другая тачка, старая «Тойота».

— Для работы? А вам не кажется, что в данный момент вы занимаетесь как раз работой?

— Вас не назовешь приятным попутчиком, Бадина! Primo , мы не собираемся никого выслеживать. Deuzi, для меня это расследование — не рядовой случай; вы это прекрасно знаете. Оно возвращает меня к части моей жизни, а в моем возрасте предпочитаешь не смотреть в зеркало заднего вида. Поэтому я и не хотел принимать ваше предложение.

— Да ну? А я думал, это уловка, чтобы содрать с меня по максимуму.

— Не шутите с этим.

— Ну же, Хэтэуэй! Я хорошо понял, что тогда вы были не в состоянии справиться с этим делом. Я бы и то не сделал лучше.

— Может быть… Но это не помешает мне взять реванш за прошлое.

По молчаливому уговору мы решили во время путешествия больше не говорить о деле. Было так жарко, что Хэтэуэй счел за лучшее включить на полную мощность кондиционер в машине. Пока мы ехали по шоссе в Сан-Диего вдоль океана и железнодорожных путей, он рассказал мне множество забавных случаев из тех времен, когда он был полицейским. Его красноречие и цветистые выражения позволили разрядить атмосферу.

Чтобы добраться до Сан-Диего, нам понадобилось чуть меньше двух часов. Эдди Ковен назначил нам встречу на приморском бульваре в Сипорт-Виллидж [74] Портовая деревня ( англ. ). — нечто вроде коммерческого центра под открытым небом, где лавочки-близнецы соперничают между собой, предлагая сувениры, — безвкусную и неинтересную дешевку. Хотя это было туристское и семейное прогулочное место, ни я, ни Хэтэуэй даже не подумали любоваться пейзажем. Становилось все более жарко и, на мой взгляд, чересчур многолюдно. После трех дней абсолютного уединения возвращение к реальности оказалось несколько резковатым.

— Он мог бы найти место поудобнее и, что еще важнее, поспокойнее, вам не кажется?

— Он прежде всего постарался выбрать общественное место подальше от своего жилья. Хороший признак: наш тип, должно быть, паникует.

Мы отправились на поиски старомодной карусели — самой старой в стране, если верить афише-указателю, — перед которой Ковен должен был нас ждать. У Хэтэуэя был острый глаз и невероятное чутье: осмотревшись за несколько секунд и несмотря на множество людей перед каруселью, он направился прямо к нашему человеку. Пока мы сюда ехали, я все время боялся, что он не придет: или поймет, что вся история с книгой — всего лишь блеф, или уже успел посоветоваться с адвокатом, чтобы в подходящий момент предпринять контратаку.

Высокий и сухопарый, с удлиненным лицом, Ковен и правда обладал на редкость неловкими манерами. Он как будто не знал, что делать со своими болтающимися руками. На нем было что-то довольно невыразительное и старая бейсболка «Сан-Диего Чарджерс» [75] Команда Американской футбольной конференции Национальной футбольной лиги, ныне «Лос-Анджелес Чарджерс». . Едва он увидел нас, на лице его отразилось беспокойство.

— Ковен? — спросил Хэтэуэй.

Тот нехотя пожал нам руки и не стал утруждать себя формальностями:

— Я могу уделить вам десять минут, не больше. Затем я хочу, чтобы вы исчезли из моей жизни и никогда больше не пытались связаться со мной.

Его неуверенный тон, так не соответствующий словам, произвел на меня впечатление подмокшей хлопушки. Должно быть, Хэтэуэй пришел к тому же выводу, так как не стал скрывать удовлетворенной улыбки.

— Не люблю давать обещания, не получив взамен того, что хотел.

— Я не обязан с вами разговаривать!

— Что с вами такое? По телефону вы были более покладистым. Мы только что два часа тряслись в машине, поэтому лучше не сердите нас.

— Это он писатель?

— Как вы проницательны! Где мы можем поговорить?

— На бульваре есть скамейки.

Жгучее солнце ослепляло меня. Я жалел, что не взял с собой темные очки. Хэтэуэй уселся между Ковеном и мной.

— Эта история уже достаточно испортила мне жизнь… Я уделю вам десять минут.

— Вы это уже говорили, мы тут не глухие!

— Я и правда хочу ответить на ваши вопросы, с условием, что меня не будут записывать на диктофон и делать заметки.

Хэтэуэй повернулся ко мне, будто спрашивая разрешения.

— Меня это устраивает.

— Хорошо. Что вы хотите знать?

Вести допрос я предоставил детективу. У меня в этом не было никакого опыта, и Ковен, несомненно, был куда более трудным свидетелем, чем Лора Гамильтон.

— Давайте сразу о главном: многие убеждены, что вы увивались вокруг Элизабет Бадина и с непонятной целью проникли к ней в гримерку.

Ковен подпрыгнул на скамейке, будто актер немого кино.

— Эй! Все было совсем не так! Я не увивался вокруг Элизабет.

— «Элизабет»? Вы зовете ее по имени? Странно для обычного реквизитора…

— Это она просила, чтобы я ее так называл. Ей не нравилось, когда ее величают «мадмуазель».

— Вернемся к нашим баранам.

Ковен вздохнул.

— Вы не можете понять, чем тогда были киносъемки. Сотрудники технического персонала часто проявляли настоящий цинизм. Как только неподалеку появлялась звезда, они не особенно старались доказать свой профессионализм. Парни сознавали свою власть и не любили, когда об этом распространяются: в 50-е были ужасные забастовки, которые вчистую остановили крупные производства. Но с мадмуазель Бадина все было по-другому: ее все ценили за простоту. Для нас у нее всегда было доброе слово. Да, я был очарован этой женщиной, к тому же я был очень молод, и возможно, мне это плохо удавалось скрыть.