Сабин Дюран - Запомни меня навсегда

Между капотом и забором кто-то стоит, уперев руки в боки. Небрежная стрижка, теплое пальто, одно плечо чуть выше другого. Я испытываю и радость, и ужас. Спотыкаясь, бегу по лужам. На джинсы летят брызги грязи. Перед глазами все плывет и кружится. Я оступаюсь и падаю на четвереньки. Успеваю подставить руки, лицо едва не коснулось земли. Медленно поднимаюсь.

На заборе висит драная черная толстовка.

Зак исчез.

Март 2010

Поехал на несколько дней в Корнуолл. Холодно и промозгло, без машины плохо. Собирался взять «Гольф» Шарлотты, но на пассажирское сиденье пролилась бутылка молока, и хотя Шарлотта утверждает, что как следует все вычистила, я все еще чувствую кислую вонь, похожую на запах стариковской кожи.

Ветер на дорожке от утеса к деревне ледяной. Притащил из магазинчика мешок дров для камина. Их хватило на час, и они никак не желали лежать ровно, одно полено постоянно скатывалось. Пытался отвернуться и не смог. Глаза только туда и смотрели. Прямо мурашки по коже! В конце концов не выдержал, затоптал огонь ногой. Сейчас жду, пока угли остынут, чтобы выгрести золу. Чувствую себя спокойнее, когда камин чистый. Будь у меня тачка, съездил бы на заправку «Шелл» за прямоугольными брикетами. Их-то можно уложить ровно.

Я взбудоражен, как никогда, таблетки не помогают. Ничего не могу с собой поделать.

Двойная жизнь достала. Вроде бы все можно уладить, но ничего не складывается. Некоторые бизнесмены живут так годами. Неделя в Мейдстоне, неделя в Мейда-Вейле. Шарлотта слишком занята, чтобы заметить мои отлучки, она в восторге от этой ее «стоящей работы». По сравнению с претензиями других женщин запросы Лиззи, напротив, довольно скромны. Радуется, когда я появляюсь, не тащит знакомиться с друзьями или общаться с родней, посещать семейные обеды или крестины младенцев, которых я в глаза не видел и чьих родителей я не знаю и знать не хочу.

Она на меня не давит, и мне хочется встречаться с ней почаще. Кажется, я от нее без ума.

Не могу спать. Не могу рисовать. Работу потерял. Ублюдок Джим нашел студентика из универа, который займется вместо меня литьем, потому как у меня якобы не хватает «сознательного отношения к работе». Задолжал за последний заказ, для возмещения ущерба придержал пару моих картин. Полный бред! Подумаешь, взял немного колес в долг и пропустил пару встреч с клиентами. Знал, что он прижимист и за бабки держится, но такой беспринципности не ожидал. Хорошо хоть его велосипед все еще у меня. Джим винит в краже бомжа, который частенько спал на пороге студии. Люди такие тупые!

Время тянется медленно. Ничего не меняется! Лиззи согласилась, что ее матери будет лучше в доме престарелых. В «Буках», что в Коллирс-Вуд, есть свободное место. Решение правильное, но Лиззи продолжает жаться и мяться – «сердце говорит одно, голова другое». Будто это не одно и то же. Прошлой ночью плакала. Говорит, что всегда чувствовала себя никчемной, что Пегги была маминой любимицей, и она (Лиззи) надеялась, что, ухаживая за матерью, докажет свою состоятельность. Тщетно. Теперь она убедилась, что мать права: она – полное ничтожество.

Я возмутился. Да Лиззи стоит больше, чем ее ханжа-сестрица и чванливая старуха, вместе взятые! Влияние семьи пагубно. Разумеется, Пегги ничуть не способствует делу. Мысль, что «о мамочке станут заботиться чужие люди», для нее невыносима. Она хочет, чтобы Лиззи и дальше гробила свою жизнь, ухаживая за старухой, а Пегги могла жить и радоваться, не испытывая ни малейшего чувства вины.

Я убедил Лиззи собрать «семейный совет». На нем я сказал: «Думаю, вам стоит присматривать за ней по очереди. Даже когда родится ребенок, вам совсем не будет тесно в таком замечательно просторном доме». И Пегги мигом передумала.

Сегодня ветер стих. С утра на пляже видел Алана Мерфи – муженька Виктории, бегал трусцой плечом к плечу с молодым парнем – то ли помощник, то ли телохранитель. Он запыхался, махнул мне рукой и споткнулся. Сомневаюсь, чтобы он меня узнал, – наверное, просто увидел надпись «избиратель» у меня на лбу. С новым главой партии Тори они дружки. Не иначе как приводит себя в хорошую форму перед вступлением в должность. Скажу вам одно: на мой голос пусть даже не рассчитывает! В юности Вик нипочем бы на такого не взглянула. Та еще была проказница. Сейчас совсем скучная, слишком озабочена своим статусом.

Я направился к церкви Святого Энодока, дошел до края утеса, где начинается пляж, и вдруг увидел на песке сгорбившуюся фигурку. Вокруг скал еще вился туман, скрывая поле для гольфа. Берег был пуст.

Подойдя ближе, я разглядел плачущую девчонку лет четырнадцати-пятнадцати. Она подняла пронзительный взгляд, и было в нем нечто, заставившее меня остановиться. Она так и сверлила меня синими глазами.

– Ты в порядке? – спросил я.

– Тебе-то какое дело?

– Никакого.

– Ну… – Она вздернула подбородок. – Тогда нет. Все плохо!

Я спросил, как ее зовут, она ответила, что Онни. Дочь Вик и Мерфи. Поэтому она и показалась мне смутно знакомой, хотя в прошлый раз она была не такой тощей и прыщавой.

– Нечего рассиживаться на мокром песке, – сказал я. – Глисты заведутся.

– От песка глистов не бывает! А вот если станешь грызть ногти…

– Ну, ты наверняка разбираешься в этом получше меня. Снимаю шляпу перед твоей осведомленностью и опытом!

Она высунула язык, и я расхохотался.

Я уже собрался уходить, когда она бросила мне вслед:

– Я решила уйти из дома.

– Неужели?

Она призналась, что учится в школе-интернате и ненавидит ее всей душой. Какая-то девица над ней измывается, запрещает всем с ней разговаривать и сидеть за одним столом во время ланча.

Я посоветовал выждать и отомстить сучке.

– Знаешь пословицу? Месть – это блюдо, которое подают холодным.

Она скривилась, будто говоря «как скажешь».

Я послал ей воздушный поцелуй и пошел дальше.

Вернулся в Брайтон. Поверить не могу, что я снова здесь! Пора выбираться. Постоянно думаю о Лондоне и о Лиззи.

Ничего не получается!

Вчера были с Шарлоттой в пабе, и она заигрывала с барменом, наклонялась и демонстрировала грудь в вырезе кофточки. Пыталась привлечь мое внимание, соблазнить, а мне было плевать. Плохо, что она вытворяла это перед Питом и Нелл. Вела себя вызывающе, выставила меня полным идиотом.

Когда мы поднимались по лестнице в ее квартиру, снова принялась ныть про Корнуолл. Я посмотрел, как она роется в сумочке в поисках ключей, с плеча свисает вульгарный плащ леопардовой расцветки, на зубах помада, и понял, что больше не выдержу. Велел ей заткнуться и ударил по лицу. Она пошатнулась и едва не упала. Пришлось ее подхватить, иначе свалилась бы с лестницы. Дурацкая ковровая дорожка чертовски опасна.