Сабин Дюран - Запомни меня навсегда

На ее щеках расцветает слабый румянец. Онни надувает губы, округляет глаза и всем видом выражает недоумение:

– С чего вы взяли, что это его сапоги?

– Один сапог заклеен. Я сама его чинила. Не знаешь, откуда они у вас?

– Нет.

– А когда я встретила тебя утром в Галлзе, ты просто вышла прогуляться?

– Ага.

– А сегодня ты пришла ко мне, потому что…

– Мне было негде остановиться.

– Ясно.

Отодвигаю тарелку, кладу локти на стол, подпираю подбородок. Сплошные загадки и глупые отговорки. Я была права. Она здесь, чтобы меня отвлечь. Расспрашивать ее бесполезно.

– Столько вопросов, – непринужденно замечаю я, – и за такое короткое время.

Она смеется.

– Ты, случайно, не знаешь некую Ханну? Вроде она живет в Корнуолле, – как бы между прочим говорю я.

– Ханну?

– Еще одна загадка, которую я пытаюсь разгадать. На обочине дороги, где разбился Зак, кто-то оставил цветы. Лилии. И записку от некой Ханны.

Онни таращится на меня, потом быстро встает и наливает себе стакан воды из-под крана. Выпивает залпом, оборачивается и говорит таким вежливым тоном, будто специально репетировала:

– Будет ли вам удобно, если я приеду на следующей неделе, как мы и договаривались?

Выбрасываю остатки еды, не глядя на нее.

– Онни! Вряд ли это хорошая идея. Момент сейчас крайне для меня неподходящий. Извини, придется тебе отказать.

– Вы же говорили, что я могу остановиться у вас!

– Не припоминаю такого.

Она отступает, чтобы я могла подойти к раковине. Двигается она немного странно, будто нехотя. Плюхается на стул и заявляет:

– А если я знаю, кто такая Ханна?

– Ты с ней знакома?

– Может быть.

Я тоже присаживаюсь.

– Знаешь или нет?

– Да. Нет. Знаю. Просто мы давно не виделись.

– Она твоя подруга?

– Не совсем. Зря я вообще про нее сказала.

– Бога ради, Онни! Говори!

Я повышаю голос. Она встает.

– Сперва мне нужно кое-что выяснить.

– Хотя бы скажи, кто она такая!

В дверь звонят. Я смотрю на Онни, она отводит взгляд. В дверь снова звонят.

На крыльце стоит Виктория Мерфи в черной куртке и джинсах, на локте висит большая черная кожаная сумка.

– Понятия не имею, что на нее нашло! – заявляет она таким тоном, будто это я во всем виновата.

– Простите, – бормочу я, – мне не следовало… – Понятия не имею, чего мне не следовало делать! – Извините.

– Она здесь? – устало спрашивает Виктория.

Заглядывает через мое плечо в дом. Ее волосы собраны в конский хвост, она поправляет его обеими руками. Щека подергивается – нервный тик. Женщина напряжена, как теннисистка перед подачей. На ней кроссовки на высокой платформе – такое чувство, будто она стоит на цыпочках и вот-вот оторвется от земли.

По тротуару ветер гонит крышку от мусорного бака. На крыльцо падают капли дождя.

– Может, зайдете?

– Спасибо, не стоит. Мне нужно забрать дочь.

Возвращаюсь на кухню, Онни уже надевает кожаную куртку.

– Спасибо за ужин, – говорит она.

– Ты же ничего не ела.

– Не очень люблю яйца.

– Зак тоже не любил. Вышло немного суховато, да? Извини.

Она застегивает молнию и поднимает взгляд:

– Вы все время извиняетесь.

– Да. Зак часто ругал меня за это.

– А меня за то, что я постоянно «нукала». Он говорил, что это бессмысленное слово, из-за него я выгляжу бестолковой.

Наши взгляды снова встречаются.

– Зак бывал резок, – киваю я.

– Он считал, что речь человека отражает его умственные способности.

– Это не всегда так.

– Ты идешь? – пронзительно кричит Виктория.

– Онни, мне важно знать, кто такая Ханна. Прошу, скажи!

– Я вам позвоню.

Быстро записываю свой номер на клочке газеты, Онни сует его в задний карман джинсов.

– Какого черта?! – неожиданно вопит Виктория.

Выходим из кухни. Дверь распахнута, в холл летят брызги дождя. Виктория стоит посреди дорожки.

На улице газует красная малолитражка с черными стрелками на капоте, водитель давит на клаксон. Виктория делает неприличный жест и цедит сквозь зубы: «Да пошел ты!» Водитель опускает стекло и орет, дождь и ветер заглушают крики. Виктория бросила свой полноприводный седан посреди дороги, заблокировав проезд.

Меня она словно не замечает.

– Онни, поживее! – кричит она и поворачивается на каблуках.

Для посещения мамы уже слишком поздно. Оставшись одна, я чувствую себя усталой и выбитой из колеи. С улицы доносится бессвязный вой, грохот и треск, будто неодушевленные предметы оживают и приходят в движение. Кусты в саду сгибаются под порывами ветра.

Велю себе расслабиться, поскольку прямо сейчас уже ничего не поделаешь.

Поднимаюсь в кабинет прибрать постель, которую вчера расстелила для детей Пегги, и застываю на пороге. Все убрано, подушки уложены в ряд, белье лежит аккуратной стопкой.

Книжные полки тоже выглядят иначе. Захожу в комнату. В этом году я не особо себя утруждала. Просто совала книги куда попало, не придерживаясь требований Зака. Кто-то выровнял корешки переплетов. Присмотревшись, обнаруживаю, что книги снова расставлены в алфавитном порядке.

Падаю на стул. На столе тоже прибрано: ручки лежат параллельно друг другу, клочки бумаги сложены стопкой. Строго по центру – ноутбук Зака.

Это дело рук Онни, или я права, и он действительно был здесь? Она его видела? Что-то ее насторожило, я знаю точно.

Если он был здесь, то почему не забрал ноутбук? Даже вилку в розетку воткнул, может, чтобы напомнить мне? Что я должна на нем найти? Поднимаю крышку. Запрос пароля. Пишу: «Чего ты от меня хочешь?»

«Неверный пароль».

Захлопываю крышку, отталкиваю ноутбук.

Под столом стоит ящик с фотографиями. Зак не любил фотографироваться. Стеснялся позировать. Отец часто бил его за то, что он не улыбался. И все же несколько раз мне удалось его заснять: на обрыве в Корнуолле, ветер развевает волосы, он смеется и тянется к фотоаппарату; в парке, где он сидит на коленях, обняв собаку. Мой любимый снимок сделан в день свадьбы, на ступенях Вандсуортской ратуши. Зак в костюме, в котором был в день нашей первой встречи. Он склоняется, кладет голову мне на плечо. Я смеюсь, едва не опрокидываясь под его весом, он усмехается – улыбка широкая и настоящая, глаза искрятся неподдельным счастьем. Он сказал, что это был самый счастливый день в его жизни.

Опускаюсь на колени и роюсь в ящике. Словно если я найду этот снимок, то получу доказательство: он меня любил, мы были счастливы, он мучает меня не просто так.

Вываливаю содержимое на пол, тщательно перебираю фотографии, однако мой любимый снимок исчез.

Ноябрь 2010

Расслабляться нельзя! Такие, как я, на это просто не способны. Мы бродим вдоль пределов, которые ограничивают поведение других людей, но на волю вырваться не можем.