Сабин Дюран - Запомни меня навсегда

Говард вырывается и несется ко мне, подпрыгивает и облизывает мое лицо.

Онни замирает посреди улицы. На щеках алеют пятна. Тушь потекла, на скуле фиолетовая полоса.

– Я вышла вас встречать, – говорит она. – Топала пешком до самой станции. Вы сказали, что вернетесь в два. Вас там не было! Похоже, вы опять прошли мимо меня.

Я осматриваю Говарда, провожу руками по мокрой шерсти. На спине пятно – видно, катался по земле. Пахнет тиной и чужими духами.

– Прости, – говорю я. – Решила вернуться другой дорогой.

– Неужели вы не подумали, что я могу выйти вас встречать?

– Нет, и в голову не пришло.

Иногда проблемные подростки в школе пытаются мне хамить, ведь я не учитель. Снова думаю о том, что Онни не способна контролировать свой тон: то ли она слишком избалована, то ли ее не долюбили, а может, и то и другое. Наверное, она копирует чужие интонации. Стараюсь быть терпимее. Сегодня мне трудно проявлять чуткость.

С трудом отстраняюсь от Говарда.

– Мои ключи у тебя?

– Ага.

Она протягивает связку, я отпираю дверь. Говард несется к своей миске и шумно лакает воду. Онни нерешительно топчется на пороге. Не глядя на нее, швыряю плащ на перила, иду на кухню к Говарду и решаю попросить ее уйти. Прячу голову в чистое кухонное полотенце, нарочито долго вытираю волосы, чтобы собраться с мыслями. Мне жаль девчушку. У нее явно большие проблемы, но в своем теперешнем состоянии я не смогу ей помочь. У меня нет ни сил, ни возможностей. Нужно как следует обдумать то, что я сегодня узнала.

– Ну? Вы довольны? – спрашивает она. – Вам как, нравится?

– Что именно?

Недоуменно выглядываю из-под полотенца. Она обводит кухню руками. Утренний беспорядок – лужицы пролитого молока, груда грязных мисок из-под хлопьев, детские рисунки, свернутый подгузник – исчезли. Все поверхности вычищены, сливная полка раковины пуста. Ведро и швабра стоят у стены. В воздухе остро пахнет антисептиком и лимоном. Кухонный стол, прежде заваленный бумагами, пуст.

– Как это мило с твоей стороны! – восклицаю я, испытывая смешанные чувства. – Ты убралась!

Она стоит с моим плащом в руках, стряхивает капли воды и оглядывается в поисках подходящего места, чтобы повесить его сушиться.

– Здесь было очень грязно.

– Как мило… Я поражена.

Она смотрит мне в глаза и задирает подбородок, словно пытаясь сократить расстояние между нами.

– Зак ненавидит беспорядок, – заявляет она. Свет падает так, что размазанная тушь на щеке кажется синяком. – Он говорит, что вы неряха. Он попросил меня все убрать. Я сделала это ради него!

Стою на лестничной площадке, прислонившись спиной к стене. В рот будто мела насыпали, голова гудит. Онни хлопочет на кухне, стучит дверцами шкафчиков. Не знаю, что она там ищет. Я считала, что ее прислали меня отвлечь, только теперь уже не уверена. Неужели она и есть тот след, который я искала?

Правду она мне не скажет. Я пыталась расспросить ее, но девочка замкнулась.

– Когда он так сказал? – спросила я. – Что ты имеешь в виду? О чем ты вообще говоришь? Зачем ты здесь?

Она отшатнулась, села на стул и съежилась. Потом извинилась:

– Зря я это сказала. Осталась одна и напридумывала себе невесть чего. Не обращайте внимания, я всегда несу чушь! Не сердитесь.

Мне хотелось вытрясти из нее правду. Однако я напомнила себе, что она лишь подросток, причем довольно инфантильный.

– Я не сержусь, – заверила я. – Просто расскажи, как было. Когда он велел тебе прибраться в кухне?

– Давным-давно.

– И что ты сегодня себе напридумывала?

– Ничего.

– Ты только что сама об этом говорила. Ты видела его?

– Кого?

Я пристально на нее посмотрела.

– Ты ведь говорила… Ты придумала…

– Я уже давным-давно совсем одна, – пробормотала она.

Онни вжала голову в плечи и начала пощипывать кожу вокруг пальцев.

Я сказала, что мне нужно отлучиться, и поднялась сюда, чтобы взять себя в руки.

Возможно, она не имела в виду ничего конкретного. Возможно, она таким странным образом хотела показать, как близко знала Зака, и тем самым оправдать свое неожиданное появление. Но чтобы называть меня неряхой?! Так обозвал меня Зак на корпоративе. Она говорила в настоящем времени. Вспоминаю охотничьи сапоги у вешалки в Сэнд-Мартине. И как Онни слонялась возле домика в Галлзе. Она за мной следила. Она явно что-то знает.

Задняя дверь хлопает. Иду в ванную, выглядываю в окно. Онни стоит под дождем. Без куртки. Нашла теннисный мячик и бросает его Говарду. Тот носится по кустам, земля летит во все стороны.

Она поднимает взгляд, бледное лицо блестит. Видит меня. Я распахиваю окно.

– Ты же простудишься насмерть! – кричу я.

Она ничего не отвечает, ее бьет дрожь. Господи, я довела ее до слез!

– Сейчас налью ванну.

Закрываю окно, наливаю ванну. Когда она наполняется, на пороге раздаются шаги. Я пробую воду и судорожно подбираю слова.

– Вот так! – говорю я. – Вроде достаточно горячая.

Онни снова молчит и раздевается. Грязная и мокрая насквозь туфелька ударяется о ванну. Девочка тяжело дышит.

– Полотенца возле двери, – сообщаю я и встаю. – Если что – я внизу.

Закрыв дверь, прислоняюсь к ней спиной. Она всего лишь ребенок, повторяю я себе. Об этом нельзя забывать!

В кухне звонит мой мобильник. Едва успеваю взять трубку.

– Это Виктория Мерфи, – звучит голос.

Я начинаю здороваться, она перебивает:

– Вы звонили? Понятия не имею, чем я могу вам помочь. – Голос напряженный, будто она говорит сквозь зубы. Вряд ли она меня помнит.

Я напоминаю, что я жена друга ее юности, Зака Хопкинса, та самая, которая задержала их с ланчем на прошлой неделе. Потом пускаюсь в объяснения. Ко мне приехала Онни. Теперь с ней все в порядке, хотя на некоторое время девочка исчезла, поэтому я запаниковала и мне очень жаль, что я напрасно ее потревожила…

Виктория молча слушает мою сбивчивую речь, просит повторить. Да, Зак дал Онни наш адрес, и она приехала ко мне в Лондон. Да, она ушла примерно на час, потом вернулась.

– Выражайтесь яснее: она у вас или нет?

Виктория напоминает мне нашу учительницу физики Джойс Поплин – на игровой площадке воплощение строгости, зато на уроке сама доброта. Слишком четкий ход мыслей, чтобы отвлекаться на любезности.

– Онни у меня.

– Значит, сейчас она у вас в доме? – отрывисто бросает Виктория.

Я поясняю, что она вымокла и сидит в горячей ванне. Собираюсь предложить ей приехать и забрать дочь, она снова меня перебивает. Громко и нараспев Виктория начинает ругать Онни: какая она бесцеремонная, какая она неисправимая, и деньгами-то их попрекает, и никогда не слушается, а они с мужем столько для нее сделали, в какие только чертовы школы не устраивали, и лекарства-то она наверняка взять забыла, и с врачами ведет себя отвратительно…