Клэр Сибер - 24 часа

– Он ужасно тупой, – рассказала она, прилетев в аэропорт Хитроу холодным февральским днем с чемоданом, набитым тапочками-вьетнамками, саронгами и шоколадным печеньем «Тим Там», загорелая до бронзового цвета. – Но секс с ним был чудо как хорош. Пока он не решил, что любит меня. После этого все стало скучным. Он все время смотрел мне в глаза, а от этого нет никакого толку, если ты хочешь, чтобы тебе хорошенько вдули.

– Эмили! – Я едва не врезалась в автомобиль, едущий впереди нас. Мне ужасно хотелось расхохотаться: Эмили была неисправима.

К тому моменту я уже встречалась с Сидом и стала медленно догонять ее по части бурных событий в жизни. Не таких ярких, пожалуй, но все же очень даже бурных – вот только отнюдь не в хорошем смысле.

Эмили и Сид никогда не симпатизировали друг другу. Многим моим друзьям нравились красивые темные волосы Сида, как и его таинственное молчание, и его еще толком не раскрывшийся талант. А еще – периодические вспышки настоящего очарования. Это было то, что один университетский друг назвал «загадочностью мистера Рочестера» [54].

Услышав об этом, Эмили лишь фыркнула:

– Загадочность? Больше похоже на заносчивость.

Эмили знала меня достаточно хорошо, а потому поняла, что я возгорелась желанием исцелить Сида, хотя ни одна из нас не смогла бы тогда отчетливо описать это мое желание – в те времена, когда нам было по двадцать с чем-то лет.

– Тебе необходимо думать сначала о себе и лишь потом о нем, – сказала она примерно через месяц после того, как он появился снова и мы начали с ним встречаться так, как это обычно делается. – А не наоборот.

– Я всегда думаю сначала о себе самой, – возразила я.

– Нет, ничего подобного. Вы не можете оба думать только о нем.

Почти все мои друзья и подруги стали постепенно от меня отдаляться. Сид снова и снова оскорблял их. Он делал это вроде бы неумышленно (по крайней мере, в большинстве случаев), но это все равно давало свой негативный результат: они переставали считать его загадочным и думали, что он всего лишь грубый. После свадьбы он без моего ведома позвонил Джону Льюису и отправил все подарки обратно. Он как будто хотел, чтобы мы с ним шли в этом мире каким-то собственным путем.

Когда он осознал, как сильно огорчила меня эта выходка, он стал о ней искренне сожалеть.

Он написал каждому гостю на раскрашенной им самим бумаге письмо с извинениями. Это был один из тех его поступков, которые заставляли меня прощать его снова и снова. Я увидела то, чем в действительности была его выходка, – своего рода проявлением ложного самолюбия и ошибочного мнения, что свадебные подарки являются чем-то вроде благотворительных подачек. По-моему, Сид чувствовал: он еще в юности так долго был объектом благотворительности, что этого хватило на всю оставшуюся жизнь. Теперь он не хотел ни от кого зависеть.

Единственным человеком, перед кем он после свадьбы не извинился, была Эмили, хотя и ей он отослал подаренный ею красивый садок для рыбы. Я знала, что он поступил так потому, что в глубине души чувствовал для себя угрозу в моей любви к Эмили и в нашей с ней взаимной привязанности, и тут я ничего не могла поделать. И поэтому Эмили постепенно – с течением времени и вопреки своим попыткам проникнуться к нему симпатией ради меня – начала его презирать. Она полагала, что он жалок в своей чрезмерной ревности, и я чувствовала это каждый раз, когда мы встречались все втроем.

В глубине души я иногда задавалась мыслью, а не ревнует ли сама Эмили – в конце концов, она ведь встречалась то с одним парнем, то с другим, то с третьим, тогда как я всегда оставалась в полном одиночестве. Время от времени у меня случались легкие увлечения, но ни одно из них ни к чему мало-мальски существенному не приводило: все эти увлечения оказывались либо абсолютно неприемлемыми для меня, либо, хуже того, ужасно неинтересными, а потому обычно заканчивались довольно быстро. Эмили привыкла к тому, что мое внимание обращено прежде всего на нее, и для нее, конечно же, было необычным то, что у меня появился спутник жизни. Однако я отбросила предположения о ее ревности тогда, когда она стала предлагать встречаться вчетвером.

Мы провели в такой компании несколько полных неловкости и, откровенно говоря, нелепых вечеров, пока я не пришла к пониманию того, что подобное времяпрепровождение является скорее наказанием, чем удовольствием. Сид и Эмили сердито смотрели друг на друга и обменивались язвительными замечаниями, в то время как я и приятель Эмили пытались вести вежливый разговор ни о чем. В конце концов мы сдались.

И Эмили тоже сдалась в своих попытках убедить меня не связывать свою жизнь с Сидом. Она видела, что я уже крепко сижу у него на крючке и что мне с этого крючка не соскочить. Хотя она и не одобряла мое решение, но примирилась с ним, и я почувствовала от этого облегчение. Я гнала все мысли о ее негативном отношении к Сиду.

Однако ничто не подготовило меня к тому, что произошло потом.

На следующий день после разговора со Сьюзан я выскользнула из дома еще до того, как проснулся Сид, и очень рано отправилась на работу. Когда перед уходом я взглянула на его темную голову на подушке, у меня возникло такое ощущение, что я вижу его в последний раз. Я знала, что, когда вернусь домой, его здесь уже не будет. По правде говоря, мне и не хотелось, чтобы он тут остался: я понимала, что наши отношения обречены на провал. В то же время для меня была почти невыносима мысль о том, что, когда я отопру снаружи дверь и распахну ее, за ней меня будет ждать тишина.

Я забрала Полли из школы и затем по дороге домой зашла с ней в булочную. Там я купила липкие пончики и бельгийские булочки, покрытые белоснежной сахарной глазурью, прямо-таки сияющей. У меня возникло ощущение, что меня вот-вот одолеет хандра.

Когда я остановила машину возле дома, на его ступеньках сидела Эмили.

– Приятный сюрприз! – сказала я, помахав рукой. Затем я открыла дверцу машины, и Полли, выскочив из нее, побежала обниматься с Эмили.

– А я у бабушки приготовила суп! – взволнованно затараторила Полли. – Он был зеленый и разлился везде-везде, потому что она забыла закрыть чудо-кастрюлю крышкой. Она сказала, что мы сопричастники преступления.

– Соучастники преступления, – с рассеянным видом поправила ее Эмили. – Забавно.

– Ты как раз вовремя: к чаепитию. – Я приподняла пакет с покупками. – В жизни должны быть маленькие праздники – и все такое прочее.

Встретившись взглядом с Эмили поверх головы Полли, я улыбнулась, но она не улыбнулась мне в ответ.

На кухне я стала разрезать купленные сладости на три части. Очень жидкий красный джем сочился из пончиков на белый фарфор, словно кровь. Пока я ставила чайник, Эмили, громко топая, спустилась по ступенькам в своих ковбойских сапогах.