Вадим Голубев - Облом. Детективы, триллеры, рассказы разных лет

Линда-Ингрид удивилась столь раннему возращению Ананьева

— Что-то случилось? — спросила она, прильнув к майору.

— Я отпросился на несколько часов, чтобы побыть с тобой, — поцеловал майор немку.

— Выпьешь что-нибудь? — спросила она.

— С удовольствием, но не сейчас и не здесь!

— Где же?

— В ванной. Я хочу тебя там среди пены! Наполни ванну и жди меня в ней! Я принесу шампанского.

— Как это романтично! Жду тебя, мой рыцарь!

В огромной ванной Линда-Ингрид сбросила халат, открыла воду, кинула на дно какие-то таблетки, источавшие приятный запах. Ананьев невольно залюбовался ее красивым сильным телом.

— Завтра эту красоту поглотит пламя. Останутся только косточки и пепел… — подумал он.

— Нет, нет! — погрозила пальчиком Линда и прикрыла дверь. — Я хочу подняться навстречу тебе, как Афродита из пены.

Сквозь шум воды слышался нежный голосок, напевавший ласковую детскую песенку. Ананьев заглянул в замеченную им хозяйственную кошелку. Нашел в ней американскую тушенку, плавленый сыр, галеты, полученные им в качестве пайка. В лежавшей в кошелке сумочке, предназначенной для носки через плечо, он обнаружил удостоверение на имя бывшей узницы концлагеря Равенсбрюк Эльзы Кобленц, пистолет «парабеллум», советские рубли, доллары, рейхсмарки. «Не слабо девушка подготовилась к побегу. То-то все повторяет, что женщины умнее мужчины. Только вот Карлуша твой тебя не дождется! Будет делить с Куртом обрештурмбанфюрера Хельгу», — подумал Ананьев. Он догола разделся, чтобы не испачкать мундир. Достал финку — подарок разведчиков, поскребся в дверь ванной.

— Я готова, милый! — проворковала Линда-Ингрид.

Майор накрутил трофейный патефон и поставил первую попавшуюся пластинку. «С боя взяли мы Орел, город весь прошли», — заполнилась квартира причитаниями Утесова. Пряча за спиной нож, Ананьев вошел в ванную и остолбенел. Перед ним стояла старуха в черном старомодном пальто, с выбившимися из-под платка седыми волосами. Только глаза выдавали Линду-Ингрид. В лоб Ананьева уперся маленький «вальтер».

— Женщины всегда умнее мужчин! — сказала немка на чисто русском языке и выстрелила.

Эта вещь написана, когда еще существовала милиция. Однако она актуальна по сей день.

Их нашли через три дня после похищения. Изнасилованных изуродованных, задушенных. Девчонки пропали средь бела дня, прямо из беседки, где они готовились к экзаменам. Случилось это в четверг, а в воскресенье произошла авария. Прибывшие рабочие открыли канализационный люк и обмерли. В нем лежало тело седой старухи с отрубленными по плечи руками. Из-под первого трупа милиционеры, приехавшие по вызову аварийной бригады, достали еще два.

Леонид Григорьевич Безруков — отец одной из пропавших девушек был дома. Он видел с балкона толчею у люков, машины милиции и спецмедслужбы.

— Что там? — с замиранием сердца спросил он у курившего на балконе соседа.

— Да старуху какую-то, всю порезанную, в канализации нашли, — ответил тот. — Верно, бомжи между собой разбирались.

— Слава Богу! — подумал Леонид Григорьевич. — У моей Любаньки волосы черные, как смоль.

— Ой! Наденька! Что же с тобой сделали! — раздался со двора надрывный крик матери одной из пропавших девушек.

— И-и-и! — подскуливала в тон ей мама Иринки — третьей подружки-одноклассницы.

Не помня себя, Безруков спустился вниз.

— Не положено! — преградил ему дорогу участковый и как-то жалобно добавил. — Не надо тебе туда, Григорьевич!

Отец оттолкнул его, пробился сквозь толпу, в центре которой бились над накрытыми белыми простынями женщины. Третье тело, уже упакованное в черный пластиковый мешок, загружали в машину. Леонид Григорьевич рванул мешок. В нем была его Любанька…

Следствие велось ни шатко, ни валко. Показания брали лишь у Безрукова. Матери Надюши и Ирочки находились на лечении в психоневрологическом диспансере. Отцы убитых уже несколько лет имели новые семьи и ничего вразумительного ни об образе жизни дочерей, ни об их знакомых сказать не могли. Девочки давно их не интересовали. Могла бы помочь следствию жена Леонида Григорьевича. Но два года назад майор Безрукова вернулась из командировки на Северный Кавказ в цинковом гробу. Тогда подполковник воздушно-десантных войск Безруков покинул армию.

Что мог рассказать Леонид Григорьевич? Как ушла в себя Люба после гибели матери. Как начала потом «оттаивать». Как разом забросила все детские забавы и стала еще упорней учиться. Как приносила из школы грамоты и благодарности. Как выбирался он с дочкой в театры и музеи. Как ездили они в погожие дни на видавшем виды «Жигуленке» порыбачить на водохранилище. Как ласково звала его дочка, а следом и весь двор Батяней.

Молодой нагловатый следователь все крутил вокруг секса, интимной жизни подруг и не верил, что девушки не имели парней, не трахались с ними по подъездам. А потом как-то вдруг дело пропало. Исчезли из сейфа следователя тома с протоколами осмотра места страшной находки и свидетельскими показаниями, акты судебно-медицинской экспертизы, вещественные доказательства — нательные крестики и то немногое, что было оставлено на девушках убийцами.

Батяня знал случаи, когда пропадали следственные материалы. Таким образом, кое-кто из работников правоохранительных органов вымогал с потерпевших или их близких деньги. «Заплатишь — и дело отыщется, и преступников найдем. Не заплатишь — будет дело висеть несколько лет, пока его не закроют за не доказанностью преступления либо за истечением сроков давности», — прямо говорили в таких случаях.

— Найди! — сказал Леонид Григорьевич следователю. — Любые деньги заплачу. Восстанови справедливость — накажи убийц!

На секунду алчно блеснули глаза следователя, пробежала по тонким губам улыбочка. В это время зазвонил телефон. Узнав голос на другом конце провода, следователь изменился в лице, побледнел, угодливо изогнулся. Повесив через несколько минут трубку, он обернулся к Батяне:

— Вот что, мужик! В мои дела не лезь! Забирай дочь из морга, хорони. Понадобишься мне — вызову, а без повестки сюда не ходи. Увижу, что ошиваешься здесь без приглашения — арестую за вмешательство в ведение следствия. Давай отсюда!

Девушек хоронили в закрытых гробах. Немногочисленная родня и соседи провожали их в последний путь. Одноклассники получили аттестаты об окончании школы и теперь готовились к вступительным экзаменам. Приехали давние друзья Батяни: депутат городской думы Андрей Кудрин и городской прокурор, которого уже много лет подряд и друзья, и враги звали Степанычем. Они-то и помогли пробить место на элитном кладбище. Сначала для майора Безруковой, а теперь для Любаньки. Хоть и имели друзья «вес в обществе», да большой бой пришлось им выдержать с местным начальством различных рангов, чтобы похоронить девушек в этом месте. «Здесь хоронят только людей, имеющих заслуги перед городом», — таков был аргумент власть державших. А «особо заслуженные» занимали на кладбище почетные места. Под роскошными памятниками из мрамора и лабрадора лежали преступные авторитеты, под более скромными обелисками — командира «среднего звена» — «бригадиры», под дубовыми крестами — рядовые члены банд — «быки». Всех их Степаныч знал лично. Кого-то неоднократно «сажал», кого-то не смог привлечь за недостаточностью улик, кого-то выпустили под залог по решению судей.