Хассо Грабнер - Грань тьмы

Только Кнут хотел последовать за ним, как из-за угла появился другой патруль, и ему пришлось прошмыгнуть в темный подъезд ближайшего дома. Боже, до чего же медленно они переставляют ноги, как мучительно тянется время! Кнут весь дрожал от внутреннего напряжения. Едва патруль скрылся из виду, Кнут сломя голову бросился к башне брандмейстера Лундегаарда. Этот хирдовец, наверное, уже там! Кнут заставил себя тихонько подняться по лестнице башни: если Лунде заподозрит, что кто-то его выследил, он пристрелит этого человека безо всяких раздумий.

Перед дощатой перегородкой Кнут остановился, прислушался к голосам, доносившимся изнутри.

— Я с вами никуда не пойду, можете меня убить здесь, — твердо проговорила Сольвейг.

— Мы расстреляем вас только после того, как узнаем, откуда у вас эта премилая игрушка. А может, и не расстреляем — если вы нам поможете сгрести всю компанию. Но пойти со мной вам придется.

— Никогда! По своей воле я никогда и никуда с вами не пойду. Убейте — и тащите куда угодно! — ответила Сольвейг по-прежнему твердым голосом.

Лунде пришел в ярость.

— Я изобью тебя до смерти, дрянь ты этакая! — заорал он.

Кнут рванул дверь на себя. В тусклом свете висящей под самым потолком единственной лампочки увидел стоящего к нему спиной шпика. Тот мгновенно оглянулся, и Кнут дважды выстрелил почти в упор. Пистолет Лунде упал на пол, что-то в его горле заклокотало, и он рухнул. Сольвейг испуганно прижала ладони ко рту, только бы не закричать!

— Последнюю пулю каждый оставит для себя, — прошептал Кнут, вкладывая в руки Сольвейг свой пистолет и поднимая оружие убитого.

Тихо. С улицы в башню не доносится ни звука.

— Ты должна продолжать вызывать их по радио, хотя это уже теряет всякий смысл.

Сольвейг расширившимися от страха глазами смотрела на закрывшуюся за Кнутом дверь, потом перевела взгляд на труп предателя, из-под которого вытекала струйка крови. Ее всю передернуло. Отвернулась и, превозмогая неизвестный ей дотоле страх, снова взялась за ключ передатчика.

— «Куропатка», ответьте. «Куропатка», ответьте!

Но «Куропатка» не отвечала.

Десять милорговцев торопились обратно в Рьюкан. Все удалось как нельзя лучше. Они разложили костры, и точно в назначенное время появились два тяжелых транспортных планера, которые уверенно пошли на посадку. Тем самым задачу свою милорговцы выполнили. Далее приказ гласил: немедленно возвращаться в город.

Они были почти у цели, когда едва не столкнулись с отрядом Дюррхаммера. Времени на размышления не оставалось. Один из них, самый быстроногий, побежал предупредить британцев, остальные же свернули с дороги и один за другим вскарабкались на скалу, отстоявшую от дороги метров на сто — сто пятьдесят.

Командир английской спецгруппы велел уходить обоим норвежцам-проводникам и милорговцу, принесшему тревожную новость. Он и его люди быстро подготовились к тяжелому, может быть последнему, марш-броску. У трех невооруженных норвежцев оставалось по крайней мере хоть какая-то надежда выйти к своим…

Англичане стали отходить на восток. Если что и может их спасти, то это переход через шведскую границу. Но на дороге, ведущей в Тинн, они попали под перекрестный кинжальный огонь выступившей из Тинна полуроты, которая перекрыла дорогу. Под пулеметным огнем в первую же минуту погибли двадцать шесть десантников. Восемь сдались в плен, рассчитывая на законы военного времени: они солдаты, в военной форме своей страны, это гарантирует им почетный плен… Когда рота Дюррхаммера соединилась с группой из Тинна, командиры совещались недолго. И восемь пленных были расстреляны, не представ даже перед военным судом.

Город спал неспокойным, тревожным сном — так обычно спят люди возбужденные или страждущие. Лишь немногие знали о происшедшей трагедии, оставившей навеки свой кровавый след на белоснежном снегу Видды. Милорговцы не знали куда себя девать от ощущения жгучего стыда и беспомощности. Для них все обошлось, смерть пролетела совсем рядом. Не ее близость страшна — все их усилия оказались тщетными, и кровь союзников была пролита напрасно.

Тем временем двое сильных мужчин тащили за собой сани, на которых лежал мешок с телом убитого предателя, по направлению к Оверланду, к небольшому озеру, достаточно глубокому, чтобы навсегда погрести в себе любую тайну. Сильный горный родник не давал озерцу замерзнуть до самых холодов. Темная вода озера молча приняла утяжеленный камнями мешок. Незамеченные никем, Арне и Кнут вернулись в Рьюкан еще затемно. Дружба и доверие между ними обрели в эту ночь новый, им одним известный смысл.

На Видде поднялся ветер. Потеплело, снежинки так и закружились в хороводе. Они замели предательские следы двенадцати мужчин, прошедших здесь этой ночью из Лангесьё в Веморк. Сначала их сердца были исполнены надежды, а потом — печали.

Унтерштурмфюрер Книппинг целый день прождал своего переводчика. Довод Зенфа, что тот лежит, наверное, где-нибудь пьяный, возымел свое действие, но не надолго. Хозяева пивной видели, как Лунде ушел вскоре после сигнала тревоги. А больше никто его не встречал.

Книппинг пошел к коменданту. У Бурмейстера мелькнула дерзкая мысль: Лунде — шпион. Раз он следит за профессором Хартманом, то почему бы ему не оказаться английским разведчиком? Сигнал общей тревоги должен был дать ему понять, что десант англичан незамеченным не остался. Что такое допрос в гестапо, ему отлично известно. И если на допросе у одного из пленных англичан (а в том, что пленные будут, Бурмейстер ни секунды не сомневался) выбьют имя Лунде, то… Выходит, исчезновение Эрлинга Лунде вполне объяснимо.

И почему все это свалилось на его, Книппинга, голову? Бурмейстера так и подмывало бросить прямо в лицо гестаповцу обвинение в непроходимой тупости и укрывательстве шпиона. Но в последнюю секунду он сдержался. Письмо профессора Хартмана плюс исчезновение Лунде наверняка сломают Книппингу шею. Поэтому лучше изобразить сочувствие и понимание. Он позвонил Дюррхаммеру и приказал начать поиски переводчика. Выборочные расспросы гестаповцев не могли не привести к тому, что о случае с Лунде узнал весь Рьюкан. После полудня к гауптшарфюреру Зенфу явился толстяк Карлсон и рассказал о ночном столкновении его жены с Лунде. После этого Книппинг ничуть не сомневался, что Лунде стал жертвой преступления. Не вдаваясь в дальнейшие расспросы, приказал арестовать наугад десять мужчин с той улицы, где была аптека.

Йенс Паульссон бросился к коменданту города. В присутствии бургомистра Бурмейстер выразил протест против проведенных арестов.

Но на сей раз Книппинг не дал себя запугать. А обер-лейтенанту это только на руку: чем больше гестаповец разоряется, тем хуже будет его положение, когда все всплывет на свет дня. Бурмейстер направил в штаб фон Фалькенхорста специального курьера. В письме он обвинял руководителя службы безопасности в Рьюкане в отсутствии бдительности и просил главнокомандующего группы войск «Норд» отдать приказ о широкомасштабном розыске скрывающегося английского шпиона Эрлинга Лунде. Подполковник Крумбигель собственноручно передал это послание адъютанту рейхскомиссара. Тот сделал недовольную мину. Имя обер-лейтенанта Детлефа Бурмейстера в высших кругах рейхскомиссариата положительных эмоций не вызывало. Однако когда на другой день самолетом из Берлина прибыл приказ из рейхсканцелярии, требовавший строжайшей проверки методов работы гестапо в Рьюкане (копия письма профессора Хартмана прилагалась), судьба Лотара Книппинга была предрешена. Разбушевавшийся Фелис приказал Книппингу немедленно отправиться на фронт, пусть кровью искупит свои ошибки. В те дни окруженные под Сталинградом войска особенно нуждались в подкреплениях.