Хассо Грабнер - Грань тьмы

Но это ничего не меняло, в один прекрасный день из Веморка уйдет столько окиси дейтерия, сколько оговорено. А к концу года, чего доброго, месячное производство возрастет до тридцати тонн. Ни Эйнар Паульссон, ни Кнут Крог не знали, как быть. Оле Берг посылал через Атлантику радиотелеграммы, больше напоминавшие отчаянные призывы о помощи, но из Лондона отвечали только «аут» — «все поняли, спасибо».

Британская секретная служба снова потревожила своих агентов в Берлине. Агент разведки, служивший в шпееровском министерстве вооружений, сообщил седьмого июня, что накануне рейхсминистр Шпеер имел продолжительную беседу с Гейзенбергом. О результатах беседы ничего, к сожалению, не известно. Никто в Лондоне не мог догадаться, что переговоры эти ни к какому реальному результату не привели. Но заподозрили самое худшее. Поэтому королевские ВВС получили приказ вновь попытаться провести акцию, от которой совсем недавно пришлось отказаться.

В Рьюкане снова начали готовиться к встрече десанта. Но к этому времени снег на Хардангской Видде растаял. Несколько дней и ночей милорговцы убирали камни со сравнительно ровной площадки на плато у Лангесьё. Однако рассчитывать, что планеры сумеют здесь сесть без поломок, едва ли реально…

Они и не прилетели. Несильный восточный ветер не разогнал кучевые облака, которые сбивались к Видде со стороны моря.

Британский генеральный штаб выразил неудовлетворение действиями своих ВВС в операции «Рьюкан». Пять раз оперативная группа готовилась к прыжку в Норвегию, и всякий раз операцию приходилось откладывать из-за погодных условий. Генштабисты не могли скрыть своей досады. Их союзники, Советы, делали свое дело все более успешно, а здесь не удавалось провести даже столь незначительную акцию, не говоря уже о тяжелых ударах, полученных Англией на Тихом океане и на африканском фронте. Именно потому, что Гитлер крепко увяз в России, хотя и проник глубоко на ее территорию, было необходимо лишить немцев их последней, может быть, надежды — возможности создать бомбу, страшное «оружие возмездия». Королевские ВВС получили строжайший приказ не позднее ноября 1942 года без всяких объяснений и отговорок покончить с «Норск гидро». Руководство СОЭ вынуждено было безучастно наблюдать за пассивностью летчиков. А им как раз предстояла шестая попытка. Метеорологи предсказывали, что девятнадцатого ноября над Норвегией небо будет чистым. И снова электрик поднимался высоко на Хардангскую Видду, где из хижины давал морзянку в английский генштаб и принимал указания из Лондона. И снова наступили тяжелые, тревожные дни для людей Густава Хенриксена.

Были причины для волнений и у профессора Хартмана. Однажды он вернулся в свой номер в гостинице в непривычное для себя время, днем, и обнаружил на письменном столе женскую сумку. Любопытствуя, кому бы она могла принадлежать, открыл и, к своему удивлению, обнаружил в ней тщательно сложенные листки писчей бумаги с его записями, которые он прошлой ночью собственноручно швырнул в корзину. О своем открытии профессор не замедлил сообщить коменданту города, прекрасно понимая, к какому источнику ведут следы такого любопытства.

Детлефу Бурмейстеру удалось заставить Тору Хольмсен во всем признаться и, что еще важнее, уговорить никому не сообщать о состоявшемся разговоре. А затем профессор и комендант с видимым удовольствием составили в самых почтительных выражениях письмо-жалобу на имя фюрера, которое профессор подписал, а обер-лейтенант отправил с курьерской почтой.

Когда люди Густава Хенриксена начали утром девятнадцатого ноября свое нелегкое восхождение, над сверкающей снегом Хардангской Виддой вздымался светло-голубой небесный купол, чистый, без единого облачка. Говорливые воды прозрачного Тиннельва скатывались к большому озеру.

Милорговцы не могли знать, что в этот же час в тысячах километров отсюда пробил час величайшей из битв войны. Несмотря на буран и густой туман, части Юго-Западного и Донского фронтов двинулись в районе Сталинграда навстречу друг другу.

Гром этой битвы несколько дней спустя потряс весь мир, но сейчас двенадцать человек, шедших по ледяной воде, ни о чем не подозревали и чувствовали себя одинокими, как первые люди на земле.

На сей раз потрудиться им пришлось не слишком: все пространство Хардангской Видды было завалено снегом, его было даже больше, чем требовалось для удачной посадки планеров.

Бдительные рьюканцы не заметили, однако, того обстоятельства, что обер-лейтенант Дюррхаммер вот уже несколько дней как оборудовал себе в туристской хижине у Гаустара наблюдательный пункт. Из нее открывался прекрасный вид на Хардангскую Видду, обзор был полным. Предусмотрительность Дюррхаммера оправдалась довольно скоро. В час ночи дежурные заметили восточнее Лангесьё сигнальные огни и по радио сообщили об этом на ротный командный пункт. Сигнал общей тревоги, прозвучавший в городе среди ночи, ужаснул бургомистра Паульссона, Арне, Сольвейг, Кнута и Хенриксена. Через несколько минут весь гарнизон был уже поднят по тревоге и форсированным маршем покинул город.

Густав Хенриксен места себе не находил. Он все предусмотрел, только не возможность радиосвязи города с Виддой. Спасение он видел в одном: Сольвейг должна попытаться связаться по радио с Оле Бергом. Оле может успеть предупредить товарищей и британских солдат.

Тем временем по звонку Бурмейстера походным маршем вышел и гарнизон Тинна — чтобы взять десантников в клещи. Триста пятьдесят горных стрелков быстро сближались.

На ночных улицах гулко отдавался стук сапог сдвоенных патрулей. Машины с локаторами умчались в сторону Даль-Маэля, но в любой момент могли вернуться. Кнут посоветовал другу укрыться у шоссе на въезде в город, чтобы при появлении машин успеть предупредить Сольвейг. А Сольвейг, сумевшая незаметно проникнуть в башню дядюшкиного дома, беспрерывно посылала в эфир: «Вызываю «Куропатку», вызываю «Куропатку»!» Однако «Куропатка» не отвечала. У Сольвейг с непривычки болели пальцы, сигналы с каждым разом шли в эфир все медленнее. В тревоге и смятении прижимала она наушники — «Куропатка» не отзывалась.

Со своего импровизированного наблюдательного пункта Кнут услышал перепалку, немецкие слова перемежались норвежскими. Он осторожно приблизился. Жена пекаря Карлсона спорила о чем-то с немецким патрулем неподалеку от аптеки. Карлсон — один из немногих откровенных сторонников Насьонал Самлинг. Он выпекал хлеб и для немецких солдат. Ничего, пусть его супруга полается со своими друзьями.

И вдруг Кнут увидел, что к этой группе направляется еще один норвежец. Он услышал, как тот начал в чем-то убеждать часовых по-немецки. Эрлинг Лунде. Что этот хирдовский шпик делает ночью на улице? Лунде своего добился, госпоже Карлсон позволили постучать в дверь аптеки. Патруль удалился. Кнут не спускал глаз с Лунде. Прежде, чем продолжить путь, хирдовец огляделся по сторонам. Почувствовав себя в безопасности, он быстро зашагал в сторону дома Арвида Лундегаарда.