Хассо Грабнер - Грань тьмы

Эйнару было приятно слышать такие речи, зато Крог встревожился. Неужели инженер Паульссон даст поймать себя на удочку этого фашиста?

— А может быть, вся война вообще — ошибка? — беззаботно продолжал Эйнар.

Бурмейстер наклонил голову, словно в раздумье: а что, этот норвежец прав, война против Запада была большой ошибкой.

— Если бы наши братья-англосаксы правильно поняли наши намерения? Чем они, в конечном итоге, занимаются, как не помогают большевикам укрепиться в мире? Между прочим, это Англия и Франция объявили войну Германии, а не наоборот!

— А Дания, Норвегия, Голландия, Бельгия — как насчет всего этого? — агрессивно полюбопытствовал Эйнар.

— Лес рубят — щепки летят, господин Паульссон.

Эйнар вышел из себя. Он уже забыл о своей цели — «смягчить» коменданта.

— Я слишком люблю мою родину, чтобы считать ее щепкой, — процедил он сквозь зубы.

Не успел еще Бурмейстер ответить, как вмешался Кнут.

— Господин обер-лейтенант отнюдь не из тех людей, которые осуждают норвежцев за их патриотизм.

Лаура бросила на него благодарный взгляд. Он действительно воспитанный и учтивый человек — в отличие от мужа, который того и гляди договорится сейчас до виселицы.

— Господа! Господа! А вы не боитесь утомить даму своими бесконечными разговорами о политике? — проговорила она с лукавой улыбкой.

Эти слова хозяйки дома прозвучали вовремя и к месту. Бурмейстер услышал достаточно много; еще немного, и был бы явный перебор. «Перебор с неясным исходом», — ухмыльнулся Бурмейстер. В любом случае Эйнар Паульссон не тот человек, на которого можно и стоит опереться. Обратившись к Лауре, он в изысканных выражениях попросил извинить его: конечно, вечером люди собираются не спорить, а развлекаться. С этими словами он протянул Эйнару Паульссону руку, которую тот не без некоторого смущения пожал.

«Грязный он пес, этот Бурмейстер», — подумал Кнут Крог. А Лаура Паульссон, в восторге от гостя, поспешила вновь наполнить бокалы. И взяла нити беседы в свои руки. Она восторженно заговорила о будущем, когда опять можно будет устраивать пышные праздники, пожаловалась на короткое лето — как мало они развлекались! — и потребовала, чтобы гости поклялись, что нынешней зимой все изменится.

— Будем кататься в санях! О, да! Чудесные прогулки в санях — в Крокан, в Рьюканфосс. У нас замечательные сани! А лошадь! Настоящий орловский рысак, нет, это не лошадь — поэма! Не правда ли, Эйнар, мы с радостью одолжим господину коменданту пару наших лошадей, лишь бы он оказал нам честь… — она еще долго щебетала что-то в этом роде, несколько неестественно, правда, зато живо и весело. И слава богу — вечер был спасен!

Выйдя из дома Паульссонов и неспешно прогуливаясь до гостиницы «Норхейм», Детлеф Бурмейстер испытывал явное неудовольствие. Во рту горчило. А что, если Кайзер все-таки прав? Что, если в этом городке без солнца действительно действует подполье?.. Тогда рушатся все его планы, все замыслы развеиваются, как утренний туман! Нет, не верится. А если да? Тогда братья Паульссон — одни из руководителей этого подполья… А Лаура? Белая ворона или?.. Необходимо найти к этой дамочке другой подход!

Тор Нильсен поехал на механический завод Ниланда.

Швейцар в мундире хирдовца был здесь человеком новым и поверил Сверре Рённебергу из Тронхейма на слово, что тот найдет дорогу к коммерческому директору без посторонней помощи. На полпути в дирекцию лейтенант резко свернул в боковой коридорчик, где, как он помнил, находился профком. За столом сидел незнакомый ему человек. Тот, однако, вспомнил, что видел Тора в сопровождении Олафа Куре в день «молочной забастовки».

— Олаф сейчас отдыхает в Грини; этим летом в Осло было очень жарко. У Ниланда особенно. Поэтому я завел себе привычку забегать на кружечку пива в ресторанчик на углу Свердрупс- и Кьеркегорсгатен. А сейчас у меня дел невпроворот. Освобожденных профсоюзных работников больше нет, все мы — совместители… До свидания! — Он разделался с Тором меньше чем за минуту, и вскоре Тор вышел из здания заводоуправления, где, видимо, действительно было жарковато, если не сказать «пахло жареным», даже для таких уверенных в себе людей, как господин Сверре Рённеберг из Тронхейма.

Этот ресторанчик на углу Свердрупс- и Кьеркегорсгатен оказался вполне солидным заведением, ничуть не похожим на средней руки пивную для рабочих. У новых людей, видимо, поменялись представления о правилах конспирации.

— Я уже все подготовил, — сказал функционер профсоюза, отпив сразу полкружки пива. — Завтра ровно в одиннадцать дня в Национальной галерее женщина уронит перед картиной Эдварда Мунка «Больная девушка» свой путеводитель по музею. Вы поднимете книжечку, а женщина скажет: «Боже мой, какая я неловкая!» Можете за ней поухаживать, человек вы молодой, и никто на это особого внимания не обратит.

Тор кивнул и вздохнул: еще один день отсрочки! Он понимал, что возражать бесполезно и бессмысленно, этот человек все равно не в силах и не вправе сделать для него больше.

На следующий день «неловкая женщина», пересаживаясь с трамвая на трамвай и из одного такси в другое, окольными путями привезла лейтенанта на Левеншельдсгатен. Его поджидали трое мужчин, все как один серьезные, средних лет, с лицами, которые принято называть будничными. Но они знали, что от них требовалось, и в отсутствии опыта их обвинить было нельзя. Они сумели так «спеленать» его вопросами, что любой человек непосвященный, не говоря уже о шпике, выдал бы себя сразу. Тор почувствовал, что в конспирацию здесь не играют, что Патриотический фронт многому научился.

— Мы должны быть осторожны и бдительны, — говорили они. — На сегодняшний день завод Ниланда — неподходящая «крыша». Два дня назад там схватили девушку. Она тоже из ваших мест и, как и вы, хотела переговорить с Олафом Куре. Люди слышали, как она спрашивала у швейцара насчет работы. Тот велел проводить ее в отдел кадров. Но в коридоре заводоуправления она вдруг пропала — и тоже оказалась в профкоме. Там никого, кроме уборщицы, не оказалось. Ей-то она и успела сказать, что приехала из Рьюкана и ищет Куре. Старуха Метта не успела ей объяснить, что Олаф прохлаждается в Грини, в концлагере, и что его ей не дождаться, как в комнату ворвались хирдовцы и поволокли ее куда-то.

— Вы сказали, из Рьюкана? — испуганно переспросил Тор. — Такая… яркая брюнетка?..

— Да, Метта говорила, что она худенькая, темноволосая, сероглазая. Лет двадцати двух — двадцати трех. Завтра собирайся в Рьюкан, разобраться, в чем дело.

— Можете не беспокоиться, — мрачно проговорил Тор Нильсен.

Сольвейг Лундегаард в руках квислинговских бандитов! Страшная новость.