Хассо Грабнер - Грань тьмы

— Кайль, вы должны взять себя в руки, — обратился он к матросу. — Моряки, не подчиняющиеся военно-морской дисциплине, не имеют права служить на флоте, как и те, кто не умеет вести себя на берегу, особенно за границей. Если вы еще хоть раз нарушите дисциплину, вас ждут серьезные неприятности. Пока же я лишаю вас отпуска на берег в течение двадцати восьми дней.

Нижняя губа Кайля дрогнула. Он знал, что лодка через неделю будет в Портсмуте, но и после этого еще в течение трех недель он не получит увольнительной! А ведь они с матерью собирались вместе провести его очередной отпуск… При мысли о том, что этому не суждено сбыться и как будет огорчена мать, на глазах Кайля навернулись слезы. Но он промолчал.

— Кругом! — скомандовал боцман. — Шагом марш!

Эрни Кайль повернулся и вышел из отсека.

Несколько позже Баддингтон вручил Шэдде для дальнейшей передачи депешу, адресованную начальнику управления морской разведки и написанную его кодом. Шэдде обещал отправить ее сразу же после полудня, как только «Возмездие» поднимется на перископную глубину, чтобы сообщить командующему подводными силами о своем местоположении.

От командира Баддингтон отправился к судовому врачу. О’Ши что-то писал за столиком. При появлении Баддингтона он улыбнулся и отложил ручку.

— Заходите. Вы ко мне как больной или просто так?

— Нет, что вы, какой же я больной?

— Присаживайтесь.

Баддингтон осторожно опустился на краешек стула, сложил руки на коленях и, помаргивая водянистыми глазами, уставился на доктора.

— Вот… Зашел поболтать, — заговорил он, помолчав. — Все остальные либо заняты, либо спят.

— В походе всегда так.

— Нас совсем не качает, это потому, что мы идем под водой, не так ли?

— Именно так. В том-то и преимущество подводной лодки. Погода нам безразлична.

— Да, да… — Баддингтон рассеянно обвел взглядом каюту. — Я слышал, вы весело провели время в Скансене?

— Недурно.

— Мне рассказывали, как вам удалось получить столик, — заметил Баддингтон, рассматривая названия книг на полочке.

— Это когда я обратился к метрдотелю по-русски? — удивленно спросил О’Ши.

— Вот именно. Представляю, как он рассвирепел, когда узнал, что вы англичане.

— Возможно, — засмеялся врач. — Не понимаю, почему он мне поверил. Не так уж хорошо я владею русским.

— А когда-то владели хорошо? — поинтересовался Баддингтон, потирая нос.

О’Ши посмотрел на Баддингтона так, словно впервые его увидел.

— Всех нас в семье научила русскому языку мать — русская по национальности. Она надеялась, что мы когда-нибудь побываем в России и встретимся с ее родственниками.

Баддингтон взглянул на свои башмаки, затем мимо врача на полку с книгами.

— Очень интересно. Когда она уехала из России?

— Она никогда не жила в России. Ее родители — русские эмигранты, и родилась она в Лондоне.

— Она жива?

— Нет. Давным-давно умерла.

Наступило неловкое молчание.

— Как продвигается ваше расследование, мистер Баддингтон? — спустя некоторое время заговорил О’Ши.

— Расследование? — удивился Баддингтон. — Какое?

— О состоянии кондиционирования воздуха.

— Ах да! Должен признаться, продвигается пока довольно-таки медленно. По крупицам накапливаю необходимые данные. Надеюсь, что до Портсмута мне удастся кое-что сделать.

— Сложная это штука — кондиционирование воздуха?

— Очень! — поспешно откликнулся Баддингтон. — Но исключительно интересная.

— Не сомневаюсь, — кивнул О’Ши.

— Спасибо за беседу, доктор, — проговорил Баддингтон, вставая и слабо улыбаясь. — Мне пора идти. Работы по горло.

Вернувшись к себе, Баддингтон достал из шкафа записную книжку и черный кожаный ящичек и вынул из него несколько термометров и гигрометров. «Надо потренироваться с этими приборами», — подумал он, сделал несколько проб температуры и влажности воздуха и занес их в записную книжку. Ее бывший владелец, несомненно, был человеком старательным — книжка была заполнена формулами, техническими заметками и зарисовками, выполненными с большой тщательностью. В течение следующего получаса Баддингтон расставил термометры и гигрометры в различных помещениях лодки и, в частности, в матросских кубриках и в реакторном отсеке. Потом он отправился в ракетный отсек, измерил там температуру и влажность и аккуратно занес эти данные в книжку. Перед тем как покинуть отсек, он вынул из черного ящичка два прибора и прикрепил их к переборке взамен тех, что повесил здесь раньше. После этого он зашел к Шэдде, сказал, что хотел бы побывать в продовольственной кладовой, и спросил, где может взять ключ от нее. Важно, добавил он, чтобы никто не знал о его намерении. На вопрос Шэдде, что ему нужно в кладовой, Баддингтон заявил, что возможно, ему удастся там кое-что отыскать. Разумеется, он замерит в кладовой температуру и влажность, но пока ему не хотелось бы ничего объяснять. Шэдде не стал настаивать и через некоторое время передал ему нужный ключ.

Вскоре после полудня Шэдде пригласил к себе главмеха поболтать за рюмкой шерри. Формальным поводом для приглашения послужила необходимость обсудить вопросы, связанные с предстоящим ремонтом лодки в Портсмуте, на самом же деле Шэдде переживал очередной приступ мрачной меланхолии и нуждался в обществе, а из одиннадцати офицеров корабля только Риса Эванса считал достойным своей дружбы.

Они обсудили некоторые детали будущего ремонта, потом Шэдде с возмущением заговорил о том, что произошло на центральном посту утром, во время учебной торпедной атаки.

— Вы знаете, все это очень серьезно. С дисциплиной у нас из рук вон плохо.

— Не так уж плохо, как вам кажется, сэр, — возразил Эванс. — Вы слишком нервничаете последнее время. Вам бы следовало хорошенько отдохнуть.

Шэдде нахмурился.

— А я говорю — плохо! — внезапно крикнул он. — Очень плохо! Я нисколько не преувеличиваю. И прежде всего потому, что большая часть офицеров лодки — новички.

— Ну и что? Послужат, поднатореют, будут не хуже остальных справляться со своими обязанностями.

— Сомневаюсь. Возьмите сегодняшнее занятие. Полнейший провал!

— Вы серьезно?

— Вполне серьезно. — Шэдде устало откинулся на спинку стула. — Вся беда в том, что мы слишком давно не воевали и теперь не в наших силах вдолбить людям, что к делу надо относиться серьезно. Всякую учебу, все учебные тревоги они рассматривают как пустые затеи.

С неприятным удивлением Рис Эванс обнаружил, что у Шэдде начали седеть виски. Он встречался с ним по несколько раз в день, но только сейчас это заметил.

— Да, да! Как придуманные мною забавы, — горячился Шэдде. — Никто из них и мысли не допускает, что им придется воевать всерьез.