Юхан Теорин - Кровавый разлом

Пер раздумывал, что бы ему еще спросить, но Фалль, оказывается, еще не закончил:

— Но он мне как-то оставил сумку… по-моему, она все еще где-то валяется.

— Бремер оставил у вас сумку?

— Да… кажется, в прошлом году. Зашел без предупреждения, сильно под газом… говорит, пусть у тебя побудет. Не помню, куда я ее сунул.

— А вы найдете время поискать?

— Конечно… она на чердаке, почти уверен.

— Могу я позвонить попозже?

— Я и сам могу позвонить, дайте только номер.

Пер оставил ему оба номера — и домашний, и мобильный, — поблагодарил за помощь и повесил трубку.

Бремер был очень одинок, сказал Томас Фалль. Перу тоже так показалось.

Он потянулся, покрутил локтями и набрал третий номер из списка. Странный псевдоним — Фонтан. На этот раз сигналы продолжались бесконечно. Прошло двенадцать или тринадцать звонков, прежде чем ответил усталый мужской голос:

— Алло?

На этот раз никакого совещания. Слышались только взрывы идиотского смеха: по ящику шла бессменная американская комедия.

— Алло! — Пер набрался нахальства. — Это Фонтан?

— Да… а что?

Телевизор был включен на полную мощность, а его собеседник говорил так тихо, что Пер и сам начал кричать:

— Мне дал ваш номер Ганс Бремер.

— Вот как? И что бы ты хотел получить?

— Что бы я хотел получить? — Пер не совсем понял, что тот хотел сказать, но ему вовремя пришел в голову подходящий вопрос: — А что у тебя есть?

— Сейчас-то не особенно… десятилитровая бадья очищенной и пара таких же с польской водкой.

Перу все стало ясно — Фонтан продавал самогон и дешевую контрабандную водку.

— Нет, спасибо, это не то…

Он хотел уже повесить трубку, как Фонтан торопливо проворчал:

— А как же должок Бремера?

— Какой должок?

Истерический хохот на заднем плане.

— Сказал, что заплатит еще до лета.

— А сколько?

— Двадцать тысяч. Может, ты заплатишь?

— Нет, — сказал Пер. — Боюсь, и Бремер не заплатит.

Он повесил трубку, посмотрел в окно и набрал последний номер из списка. Даниела.

На этот раз механический голос сообщил, что у мобильного телефон с таким номером (голос медленно, по складам, перечислил цифры) абонент отсутствует.

Вот так. Он попытался представить себе покойного компаньона Джерри.

Двойная жизнь. Всю свою энергию он посвящал съемкам порнофильмов в выходные, а потом возвращался в Мальмё к тоскливой жизни и рекам алкоголя.

Он вспомнил, что должен позвонить в похоронное бюро.

— Сколько гостей вы ждете? — спросил распорядитель. — Приблизительно, конечно?

— Не знаю… но много не будет.

Он до сих пор так и не мог сообразить, кого же он должен известить о похоронах. Родственники Джерри порвали с ним отношения много лет назад, а кое с кем он сам порвал. Так что Джерри по-своему был не менее одинок, чем Бремер.

А он сам? Сидит один в пустом доме… семьи с ним нет, а много ли у него друзей? Кто явится на его собственные похороны?

Сейчас лучше об этом не думать.

Через четверть часа он уже был в дороге. Пер не мог удержаться, чтобы не посмотреть на виллу Ларссонов. Интересно, вернулся ли Макс? «Ауди», во всяком случае, на месте не было.

Рандхульт оказался деревней не больше Стенвика — несколько хуторов, разбросанных в лугах. Полчаса от Кальмара. Ульрика Тернман сказала, что живет в единственном на всю деревню кирпичном доме, и он его увидел сразу, как только проехал указатель. Пер поставил машину во дворе.

Странный треск, который он услышал, едва выйдя из машины, объяснился просто: мальчик лет двенадцати играл с радиоуправляемой моделью джипа. Юный техник поднял на Пера глаза, но интереса не проявил.

Пер поднялся по крыльцу и позвонил в дверь.

Ему открыла женщина лет тридцати. Она ничем не напоминала модель из журналов Джерри. Никакая не блондинка, коротко стриженные каштановые волосы, выцветшие джинсы и черный хлопковый пуловер.

Пер вспомнил ответ отца на вопрос о Регине: «Стала обычной бабой». Для отца все женщины делились на две категории: «горячие девки» и «обычные бабы».

Пер представился.

Ульрика Тернман кивнула:

— Заходите.

Они прошли в холл.

— Это ваш сын там, во дворе?

— Хуго… У нас еще дочка есть, Ханна. Отец повез ее в город на гимнастику… я специально выбрала время, когда его нет дома.

— А он знает, что вы… — Пер поискал подходящее слово, но Ульрика его опередила:

— Шлюха, вы хотите сказать?

— Нет, что вы… я имел в виду…

— Я не говорила ему ни слова, — прервала его Ульрика. — Но Ульф знает, что я в юности делала немало глупостей. Он, кстати, тоже. Но все взрослеют…

Пер снял куртку:

— Значит, вы помните Джерри, моего отца?

Она слабо улыбнулась:

— Еще бы… он был довольно необычным дядькой. Этакая смесь плюшевого медведя и похотливой обезьяны…. Я так и не поняла его.

— И никто не понимал.

Ульрика провела его в образцово аккуратную маленькую кухоньку и поставила кофе.

— Значит, Джерри уже нет…

— Он умер несколько дней назад.

— И вы хотите побольше о нем узнать?

— Да… в первую очередь о тех, кто с ним проработал много лет. У него был такой напарник… Ганс Бремер.

— Как же, помню… Он был помоложе… Это Бремер там всем командовал. И снимал он.

Она вдруг задумалась, и, казалось, забыла о его присутствии.

— Как получилось, что вы стали работать у Джерри?

Она коротко и неестественно засмеялась. Смех оборвался внезапно, не оставив даже следа улыбки.

— Так и получилось… Когда тебе девятнадцать, вообще мало о чем думаешь. Пришло в голову — так тому и быть. Меня тем летом бросил парень, ушел к другой, я была в тоске и грусти, страшно на него злилась… может быть, хотела отомстить. Хотела даже послать ему журнал, но так и не послала. Мне не дали ни одного экземпляра… хотя деньги заплатили без разговоров.

— Много?

— Полторы тысячи… по тем временам немало, особенно когда тебе девятнадцать… как минимум неделя работы в больнице.

— А как вы услышали, что есть такая возможность?

— Был анонс в вечерней газете: требуются фотомодели. Лиза Вегнер его увидела и сказала мне и Петре Блумберг. Мы позвонили… собственно, никаких сомнений, о чем идет речь, у нас и не было. Они попросили прислать фотки… нагишом, разумеется. Мы друг друга наснимали и послали в Мальмё. Хохотали ужасно. А через пару недель позвонил мужик, сказал, что его зовут Ганс.

— И как он вам показался? Симпатичный?

— Не особенно… Говорил в основном, как они там замечательно проводят время. Так что мы с Петрой поехали в Рюд вместе. Сидели в поезде и хихикали… это же было приключение, вроде как сбежать из дому с бродячим цирком. — Она грустно посмотрела на Пера и добавила: — Только без оркестра… Вышли мы значит в Рюде, а там нас поджидает еще одна девушка… ну, та-то вообще… джинсы чуть не лопаются, вырез до пупа… стоит и смотрит на нас. А потом подъехал этот парень, Бремер, рот до ушей, посадил в машину. Сидим мы на заднем сиденье и вдруг понимаем, что дело-то серьезное… Смех как рукой сняло. Смотрю на Петру — губы дрожат, бледная, чуть не умирает со страху.