Бернадетт Пэрис - Дилемма

– Да это просто мигрень.

Он поворачивается ко мне:

– Что-то случилось?

Я пытаюсь посмотреть ему прямо в глаза, но не могу.

– В каком смысле? – спрашиваю я.

– Да видишь ли… У тебя мигрень только тогда, когда ты из-за чего-то очень переживаешь. – Он ненадолго умолкает и потом спрашивает: – Ты же знаешь, что вполне можешь мне рассказать, а?

И мне больше всего на свете хочется, чтобы я и правда мог ему рассказать. Чтобы я мог ему рассказать, что Марни, вероятно, была в том самолете, который разбился. Но мне этого не вынести. Если это правда, как я скажу Ливии, что ее дочь погибла? Что она скажет, когда поймет, что я позволил вечеринке продолжаться, хотя подозревал, что Марни была в этом самолете? Она же никогда мне этого не простит.

Я наклоняюсь вперед, ставлю локти на колени, опускаю голову, пытаюсь спрятать от Нельсона свои душевные муки.

– Да господи, Адам, скажи ты мне! – говорит он.

– Не могу. – Голос у меня пресекается. – Сначала мне надо Ливии сказать.

Я так и чувствую, как он каменеет.

– Ты болен, да? – спрашивает он. – Это ты и должен ей сказать?

В его голосе звучит неподдельное беспокойство, и я вспоминаю: Джесс рассказала Нельсону о том, что у нее обнаружили рассеянный склероз, еще до того, как она сказала об этом Робу.

– Нет-нет, я не болен, – поспешно отвечаю я. – Это… это из-за того, что я сделал.

Мне надо перестать трепаться. Голос у меня срывается, не могу же я прямо тут взять и разреветься, хотя бы пока они все не уйдут.

– Ну не может быть, чтоб это было что-то настолько скверное, – говорит Нельсон.

– Может. Так и есть. И Ливия никогда меня не простит.

– Простит-простит, – возражает Нельсон. – Она же тебя любит.

Но я лишь мотаю головой.

– Будь это кто-то другой, я бы правда подумал – ты хочешь сказать, что у тебя с кем-то роман, – говорит Нельсон, и на какое-то мгновение я сожалею, что это не так. Ужасная ошибка, измена – все лучше того, что есть на самом деле. – Но я знаю, что ты не стал бы, – продолжает он. – Ты не такой.

Во мне словно что-то ломается, и я начинаю хохотать. Потому что альтернатива – рыдания.

Несколько секунд Нельсон позволяет мне смеяться. Потом он опускает тяжелую руку мне на плечо.

– Ты, небось, думаешь, что я совсем сбрендил, – говорю я, нажимая на глаза краем ладоней.

– Уж не знаю, что там у тебя такое, но ты с этим справишься, – заверяет он меня. – Вы все справитесь. Мы все справимся. Что бы это ни было.

Я ПОГЛЯДЫВАЮ В СТОРОНУ САДОВОЙ СТЕНКИ, туда, где Нельсон и Адам сидят рядом, и еще один слой беспокойства накладывается на мою тревогу об Адаме. С минуту я смотрю на них, замечаю, какой у Адама расстроенный и измученный вид. А потом до меня доносится мое имя, и я еще больше падаю духом. Это они ведь не насчет подарка, который он мне так и не преподнес, правда? Не могут же они сейчас об этом говорить?

И когда я начинаю подумывать, а не пора ли мне вмешаться в этот разговор, Адам вдруг разражается хохотом. Я весь день не слышала, как он смеется, и поначалу я даже рада, что он хоть немного расслабился. Но тут я понимаю, что в его смехе звучит что-то почти отчаянное. Нельсон тоже это замечает, он кладет руку Адаму на плечо и что-то тихо говорит ему. И хохот Адама прекращается так же резко, как начался.

Слава богу, Адам вовремя выбрался из своего убежища и успел к церемонии с тортом. Я думала, он принесет с собой коробку, ту самую, которая, как я уже давно заметила, высовывается из-под стола, но он ее не захватил. Конечно же, я жду, что мне сегодня вручат подарок, и не могу не предаваться размышлениям о том, что может находиться внутри. Эта коробка слишком велика для сумки, которую, как я предполагала, он мог бы мне подарить, но не исключено, что он взял такую нарочно, для маскировки.

Об этой коробке думаю не только я: внезапно обнаруживается, что Роб поднимается с ней вверх по лестнице, спотыкаясь не потому, что она такая тяжелая, а просто из-за ее размеров.

– Эй, Адам! – вопит он. – Ты ничего не забыл? Это же для Ливии, верно? Одна беда – ты, по-моему, забыл положить туда подарок.

– А ну положи на место! – Голос Адама перекрывает даже музыку. – Не трогай!

Он вскакивает на ноги, лицо его потемнело от гнева. На него начинают оборачиваться. У него такой вид, будто он вот-вот кинется на Роба. И, что греха таить, немалая часть моей души поддерживает его в этом желании.

Нельсон успокаивающе кладет руку ему на локоть. Несколько секунд никто не шевелится.

– Извини, старина, – говорит Роб, небрежно роняя коробку на землю. Она падает боком, раскрывается, и становится видно, что внутри пусто. – Я не хотел никого обидеть.

Я знаю, как трудно Адаму сдержать вспышку ярости.

– Ничего страшного, – говорит он, вымучив из себя мимолетную улыбку. – Просто с моим подарком Ливии возникли кое-какие сложности, и лучше бы никто не заметил, что я ей ничего не подарил. Ну, а теперь все заметили.

– Это вообще не важно! – кричу я. – Этот чудесный праздник – сам по себе лучший подарок в моей жизни!

Все разражаются радостными возгласами и аплодисментами, и этот неловкий момент быстро забывается. Особенно быстро его забывает Роб, который тут же сбегает по садовым ступеням на террасу и принимается отплясывать под «Ассоциацию молодых христиан» в исполнении Village People : Джесс прячет лицо в ладони, изображая, как ей за него стыдно. Я поворачиваюсь ко всему этому спиной, у меня нет больше сил смотреть на Роба. И я тут же налетаю на Полу.

– Я уже пойду, Ливия, – говорит она.

– Наелась торта, значит, можно уходить? – шучу я.

Она смеется.

– Я так рада, что твоя мать объявилась, – говорит она, потому что теперь об этом уже знают все. – Будет так здорово, если вы обе сумеете забыть о прошлом и двигаться дальше.

– По крайней мере, мы предпримем чертовски энергичную попытку, – отвечаю я. Мне вдруг хочется плакать.

– Ты уж постарайся, – советует она. – Семья – это главное. Жаль, что мои так далеко. Мне иногда бывает очень одиноко.

– Ох, Пола, – говорю я с некоторой тревогой, – ты же не одна. У тебя полно друзей. И погляди, сколько ты всего сделала после того, как ушла на пенсию.

– Но когда рядом семья, это совсем другое, правда? Я смотрю на вас с Адамом, на его родителей… Джинни с Майком потрясающие, ведь так? Смотрю на Джоша, на Марни, она же скоро будет дома… Я тебе завидую, Ливия. По-хорошему, но завидую.

– Я знаю, мне очень повезло, – говорю я. Жаль, что при этом я испытываю такое острое чувство вины.

– А я… я просто… отдельная личность, которая убивает время. Ну да, я встречаюсь со всякими людьми, но потом они возвращаются к своим семьям, а я возвращаюсь в свой пустой дом. – Она печально качает головой. – До сих пор не верится, что оба мои сына решили поселиться так далеко от меня.