Эмма Хоутон - Тьма [litres]

Черт. Мы и правда разбудили половину станции.

– Какой ублюдок? – Люк неприязненно смотрит на Алекса. – Ты о чем?

Но Алекс не отвечает. Вместо этого он внезапно бросается к двери, заставляя всех отпрыгнуть с дороги, пропуская его.

Сандрин провожает его глазами по коридору, а затем снова смотрит на меня.

– Это что было?

Я качаю головой, тепло заливает щеки.

– Я… я не уверена. Я просто пыталась поговорить с ним.

– Как уже делала раньше? – начальница станции приковывает меня к месту пронизывающим взглядом. – Я бы сказала, ты нанесла достаточно урона за один вечер, не так ли? Мне кажется, сейчас тебе нужно пойти спать, но я хотела бы увидеть тебя завтра в своем офисе.

С этим она разворачивается и покидает комнату.

Я стою, моргая, в попытках не заплакать. Каро подходит и обнимает меня за плечи, пока остальные неловко поглядывают на нас.

– Не обращай на нее внимания, Кейт. Она под большим напряжением.

Я сглатываю. Киваю. Но Сандрин права – я и правда сделала хуже.

Голос Бена у меня в голове:

– Я устал, Кейт, устал пытаться все сделать правильно. Всегда так стараюсь всем угодить, быть, мать его, идеальным. Когда мы сможем наконец остановиться?

Только под «мы» он имел в виду меня, конечно же.

В конце концов он выбрал другую жизнь. Он выбрал кого-то другого, более непредсказуемого, более спонтанного.

Что бы Бен подумал теперь? Я размышляю, прокручивая в голове вчерашний катастрофический разговор с Алексом, обидный выговор от Сандрин. Я здесь, посреди пустоты, на краю земли, порчу все.

Не такая уж я идеальная, видимо.

Я с трудом поднимаюсь с кровати, перебарывая усталость. Я представляю себе сильнодействующее снотворное, запертое в клинике, эти маленькие белые сферы, ютящиеся в нетронутой упаковке из фольги. Стоит взять парочку, просто чтобы урвать несколько часов сна. Как следует взять себя в руки.

Сандрин права – я не могу судить трезво, а бессонница только все усугубляет.

Натягивая халат, бреду по пустым коридорам к клинике, молясь, чтобы ни с кем не столкнуться. Вставляю ключ в замок, но когда поворачиваю его, ничего не происходит. Я хмурюсь, уставившись на дверь в приглушенном свете, и тяну за ручку.

К моему удивлению, дверь открывается.

Я замираю в растерянности. Я уверена, что заперла ее прошлым вечером – всегда это делаю. В этой комнате слишком много ценных и даже опасных медикаментов, слишком много ценного оборудования, чтобы рисковать и оставлять ее открытой.

Дерьмо, думаю я, вспоминая о таблетках, украденных из моей комнаты. Я вхожу, закрывая дверь за собой. К моему облегчению, шкафы с таблетками все еще закрыты. Я заглядываю внутрь. Все вроде в порядке. Я перепроверяю вещи, которые могут кого-то соблазнить, но все они на месте, аккуратные пакетики барбитуратов и опиоидных обезболивающих, ничего очевидно пропавшего.

Я усаживаюсь на стул. Что происходит? Я могу поклясться, что заперла клинику, прежде чем пошла искать Алекса. Я даже могу отчетливо представить, как делала это, засовывала ключи в карман джинсов, когда направлялась к его комнате.

Потом я вспоминаю о фонарике, потерянном на льду. Я не сомневаюсь, кто-то его забрал. Арне говорил мне на следующее утро, что Дрю уже нашел его, на том же месте, где мы все стояли. Каким-то образом, даже ища при свете телефона, я умудрилась его проглядеть.

Может, я схожу с ума? Я спрашиваю себя вполне серьезно. Возможно ли, что я воображаю все эти вещи? Даже мои пропавшие таблетки? Могла ли я все их выпить и как-то стереть это из памяти?

Возможно, я все еще нахожусь в стадии отрицания.

Это попросту изнеможение, возражает другой голос. Ты, наверное, забыла запереть дверь клиники. Я вспоминаю все разы, когда работала смены одну за другой в неотложке, ехала домой, не помня после, как добралась, как будто половина мозга спала за рулем.

Я кладу голову на стол и закрываю глаза. Без предупреждения лисица появляется, замерев в свете фар, глядя на меня сквозь лобовое стекло. Наши взгляды встречаются на долю секунды, прежде чем я дергаю руль и мир превращается в кувыркающуюся путаницу деревьев, камней и звездного неба.

Скорость и кинетическое движение. Физика столкновения.

Забытья.

Я открываю глаза, потрясенная силой галлюцинации. Боже, мне правда нужно больше спать. Поднимаюсь на ноги и снова открываю шкаф с самым сильным снотворным. Беру две таблетки из ближайшего пакетика и возвращаюсь в кровать.

К тому времени как я прихожу завтракать, столовая почти пуста. Только Роб и Люк разговаривают, опустив головы друг к другу. Они замолкают, когда видят меня.

Я делаю вид, что не заметила. Несложно догадаться, о чем они говорят – вчерашнее фиаско с Алексом.

Я отношу кофе и несколько тостов обратно в спальню, фокусируясь на предстоящем дне. Сначала мне нужно пойти к Сандрин, попытаться восстановить отношения. Возможно, мы могли бы придумать, как помочь Алексу, может, даже справиться с ним вместе. Посмотреть, сможем ли мы разобраться во всей этой ситуации.

Мне нужно убедиться, что мы не в опасности.

Почему Жан-Люк такое сказал? Возможно ли, что он имел в виду нечто совсем другое? Что я неправильно поняла, или смысл потерялся при переводе? Проверю видео еще раз, решаю я – в холодном свете дня вероятность, что я допустила ошибку, кажется выше.

Сейчас или никогда. Я сажусь на кровать с моим крохотным зеркальцем, принимаюсь за макияж. Я хочу произвести хорошее впечатление сегодня, и, если честно, мне нужна любая помощь – кожа выглядит мертвенно бледной, волосам очень нужна стрижка.

Фокус в том, обнаружила я, чтобы использовать настолько маленькое зеркало, что можешь рассмотреть в нем только часть лица за раз. Я втираю немного тонирующего увлажняющего крема, кончики пальцев проходятся по линии шрама на щеке, притягиваясь к нему, как язык к сломанному зубу. Он притягивает так же, как и отталкивает.

Моя метка.

Еще одно напоминание, что, вопреки обвинениям Бена, я очень далека от идеала.

– Можно войти?

Я просовываю голову через приоткрытую дверь в офис Сандрин, улыбаясь в самой дружелюбной манере. И получаю лишь короткий кивок в ответ на мои усилия.

– Закрой за собой, пожалуйста.

Я набираюсь сил. Значит, это будет полноценный выговор. Протокол станции таков, что люди редко закрывают двери вне своих комнат. Сигнал, как я полагаю, что они открыты к переговорам, что ничего не скрывают.

Сандрин указывает на стул напротив стола, но не говорит еще несколько минут. Я не могу понять – это потому, что она пытается решить, что сказать, или же это намеренный ход, призванный заставить меня нервничать. Я не делаю попыток заполнить тишину. Какова бы ни была ее игра, я позволю ей развернуться, прежде чем отреагирую.