Карен Макманус - Кузены [litres]

– И не напрасно, – чопорно откликнулся Дональд. – Семья Стори никогда не сияет так ярко, как на летнем балу.

Мое терпение лопается. Уже полностью одетая, в великолепно сидящем платье и взятых напрокат бриллиантах – настоящих, не каких-нибудь! – пересылаю свое фото матери. «Отправляюсь на бал», – приписываю я.

Она тут же отвечает: «О, Милли, просто чудесно! Выглядишь замечательно! Как там матушка?»

Какое-то время я смотрю на экран, думая, как ответить. Вопрос непростой. В конце концов печатаю: «Мы пока особо не общались…»

«Как только поговорите, обязательно напиши!» – отзывается мама.

«Хорошо», – набираю я и прячу телефон в кармашек платья. Это самая потрясающая вещь, какую я когда-либо надевала, – не только потому что оно само по себе сногсшибательно и сидит на мне идеально, но в нем к тому же есть куда положить пару мелких вещиц (еще губную помаду, например), а снаружи даже незаметно.

Из ванной выходит Обри – там ей, при лучшем освещении, накладывала макияж Бриттани, которая сегодня на балу будет официанткой. Честно говоря, я не знала чего и ждать – сама она большая любительница густых теней и яркой помады. Однако тут обошлась несколькими деликатными штрихами: только тушь для ресниц, чуть-чуть розовых румян и блеска для губ. То, что нужно. Однако, когда наши глаза встречаются, взгляд Обри затуманен сомнением.

– Не слишком? – спрашивает она.

– В самый раз, – уверяю я.

Меня вдруг словно бьет током – почему не я ее накрасила? Надо было предложить еще в бутике, я ведь видела, как ей некомфортно. Однако я тогда еще не отошла от обиды из-за завтрака у Милдред и не стала ничего говорить.

Всю неделю я только и огрызалась, а Обри приходилось обороняться. В результате мы отдалились друг от друга, и теперь пропасть между нами никак не удается преодолеть. Хотя этого я хочу куда больше, чем стать любимой внучкой Милдред. Теперь ее милость кажется мне чем-то вроде отравленного яблока из «Белоснежки» – врученный со злобой дар, о котором жалеешь, едва получив.

И все же мне до сих пор больно, что он мне не достался. Однако я отбрасываю эту мысль и искренне говорю Обри:

– Ты чудесно выглядишь.

Она робко улыбается.

– Ты тоже. Готова идти?

– Конечно!

Я чувствую внезапный порыв взять ее за руку, стряхнуть все накопившееся за неделю напряжение между нами и снова стать одной командой. Иначе я даже не знаю, как мы сможем пережить этот вечер, а тем более все оставшееся лето. Однако прежде чем я успеваю что-то сделать, Обри подхватывает сумочку со своего шкафчика и выскакивает в коридор.

Джона уехал раньше нас. Карсон Файн утром сказал, что на этот раз за нами пришлют другую машину, в которой наши платья не помнутся, – но там сзади только два места.

– Вам придется ехать порознь, – пояснил он. – Обри с Милли в одной машине, Джона в другой.

– Почему я не могу просто сесть впереди? – спросил тот.

Карсон был поставлен в неловкое положение.

– Так не принято!

Все это просто смешно, особенно если учесть, что от общежитий до курортного отеля пять минут пешком. Однако здесь все и всегда делается по слову Милдред. Так что когда мы с Обри выходим на улицу, нас уже ждет сияющий автомобиль, и шофер в полной униформе, включая белые перчатки, распахивает заднюю дверцу.

– Мисс Стори. Мисс Стори-Такахаси, – приветствует он нас по очереди кивком. – Добрый вечер.

Я еле сдерживаю неуместный смех.

– Добрый вечер, – отзываюсь я эхом и проскальзываю на сиденье.

Внутри потрясающе пахнет дорогой кожей и свежестью зимнего леса. На подставке напротив два бокала охлажденного шампанского. Я расправляю подол платья, а шофер тем временем закрывает дверцу и ведет Обри к противоположной.

Убедившись, что мой наряд не помнется, я беру один из бокалов и делаю долгий глоток. Не попробовать было бы просто грубо.

Обри осторожно опускается на соседнее место, замечает у меня шампанское, и ее глаза расширяются:

– Думаешь, это хорошая идея?

Я знаю – отлично знаю! – что она спрашивает, только потому что нервничает из-за сегодняшнего вечера. Не потому что осуждает меня, или считает себя лучше, или что я еще тут же себе напридумывала. И все же я сперва наполовину опустошаю бокал, а потом отвечаю холодно:

– По-моему, просто отличная.

– Милли… – На ее открытом веснушчатом лице читается тревога. – Зачем ты так?

– Как «так»? – интересуюсь я, хотя прекрасно понимаю, о чем речь. Я и сама не знаю зачем. И все та же обида, что стыла между нами целую неделю, заставляет меня запрокинуть голову и залпом допить шампанское. – Расслабься. Мы на праздник вообще-то едем.

Я ставлю пустой бокал рядом с полным и вдруг вижу, что на глазах у Обри выступают слезы. Меня снова будто бьет током, и на этот раз я хватаю ее за руку.

– Не плачь, не надо. – Есть куча вариантов, что сказать дальше, но я умудряюсь ляпнуть только: – Тушь потечет.

Обри шмыгает носом.

– Плевать мне на тушь.

– Приехали, – учтиво извещает шофер.

Я оборачиваюсь – машина уже останавливается на лужайке возле бокового входа в курортный отель. Вся поездка заняла буквально полторы минуты.

– Прости, – успеваю я шепнуть Обри, прежде чем дверцу с моей стороны открывает Дональд Кэмден во всем своем седовласо-смокинговом великолепии.

– Добрый вечер, леди. Мне поручена миссия доставить вас на бал.

Они с шофером помогают нам выбраться. С Дональдом посередине мы направляемся внутрь. Разговаривать друг с другом мы не можем, только отвечать на его пустые вежливые вопросы, и мне не по себе, оттого что не удалось до конца объясниться с Обри.

– Вот мы и на месте, – объявляет Дональд, останавливаясь перед входом.

Бальный зал наполнен музыкой, смехом и великолепными нарядами. Хрустальные люстры сияют, гобелены на стенах ярко отливают золотом. На небольшой сцене, занимающей центральное положение перед окнами, играет струнный квартет, другой конец огромного помещения занят круглыми столиками, расставленными в строгом порядке. На секунду настроение у меня поднимается – я вообще люблю вечеринки, – но в этот момент Дональд говорит:

– Ваша бабушка попросила привести вас к ней по одной – она хочет поговорить с каждой из вас до ужина. Сначала с тобой, Обри.

«Ну еще бы!» Мне удается проглотить эти слова, но она все же видит их написанными у меня на лице.

– Может быть, лучше сперва с Милли?

– Нет, все в порядке, – говорю я натянуто и отпускаю локоть нашего провожатого. – Я побуду среди гостей.

– Милли… – с несчастным видом произносит Обри, но Дональд уже увлекает ее к главному столу.

По дороге я подхватываю бокал шампанского с подноса проходящего официанта и делаю куда более долгий глоток, чем предусмотрено этикетом. Затем иду дальше по залу.