Кэтрин Купер - Шале

Ранее

Прямо перед выпускными экзаменами я бросила школу. Мне надоело учиться, да и успеваемость упала, потому что я перестала делать домашние задания и прогуливала уроки, чтобы больше времени посвящать поискам. Мама была умная и училась в Оксфорде, и куда это ее привело? Бо́льшую часть жизни она была несчастна и покончила с собой, бросившись с многоярусной парковки. Так какой в этом смысл? Нет, учеба не для меня.

Вместо нее я записалась на кулинарные курсы. Анна мне помогла. Она удивилась, что я хочу уйти из школы, когда экзамены на носу, и сказала, что, по ее мнению, у меня был потенциал. Анна знала меня с детства, и хотя, как бы ни печально это звучало, помогать мне было частью ее работы, она стала для меня самым близким человеком, если не считать Ронды, которая так сильно болела, что мне не хотелось обременять ее своими проблемами. Я знала, что мне очень повезло иметь поддержку в лице Анны. Она всегда советовала мне следовать за своей мечтой, поэтому, когда я сказала, что хочу стать поваром, с радостью устроила меня на курсы.

И хотя поначалу я выбрала эту профессию, просто чтобы сводить концы с концами, после начала учебы с удивлением обнаружила, что мне нравится готовить — и я отлично справляюсь. В моих временных «домах» я готовила редко, но сам процесс смешивания простых ингредиентов и получения из них чего-то другого, вкусного, приносил мне удовлетворение. Больше всего я полюбила печь; делать сложные торты и украшать их, экспериментируя с необычными вкусами. В этом было нечто успокаивающее. Думаю, мои многочисленные психотерапевты сказали бы, что выпечка — символ домашнего очага, которого мне не хватало в детстве. Наверное, так оно и было. А может — опять же, — и нет.

Готовить несладкие блюда мне нравилось тоже — подбирать сочетания трав и специй для конкретного вида мяса или рыбы, придумывать интересные вегетарианские и веганские рецепты.

Кроме готовки, я заинтересовалась цветами и растениями — как, например, собирать одуванчики и крапиву, варить из них суп или добавлять в чай, как собирать ягоды на живых изгородях, даже в городе, и определять, какие из них можно есть. Как и где искать грибы, как их готовить, как отличать ядовитые. Это была моя любимая часть курса.

Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция

Хьюго

Мы сидим за очередной настольной игрой. Саймон уже порядком пьян. Иниго наверху продолжает кричать. Кэсс сидит в кресле, листая журнал, хотя, похоже, она его не читает, а просто смотрит несчастным взглядом в окно на сыплющийся с неба снег. Я начинаю понимать, что имела в виду Реа, — у меня самого уже клаустрофобия.

Милли приносит новый поднос с пирогом и кофе и ставит его на стол.

— Всё в порядке? — спрашивает она. Все невнятно бормочут нечто утвердительное.

— Судя по всему, завтра покататься не получится, к моему большому сожалению. Но дорогу к вечеру должны открыть, так что ситуация постепенно налаживается, — добавляет Милли. — И еще: у меня к вам вопрос.

Все поднимают головы, сразу заинтересовавшись.

— Вы помните, Кэмерон предложил поселить у себя брата того человека, которого нашли мертвым в снегу? Так вот, к несчастью, в единственном свободном шале сломалось окно, и туда нанесло снега, так что дом пострадал от воды. Кэмерон просил узнать у вас, не согласитесь ли вы разместить его здесь, в запасной спальне. Я понимаю, что это может быть неудобно, но ведь бедняга и так натерпелся: сейчас он находится в школе, которую временно превратили в убежище для прибывающих. Ему предстоит опознать тело погибшего брата, и Кэмерон не хочет, чтобы он, приехав, остался без жилья, поэтому…

— Да все нормально, — восклицает Саймон, отпивая еще один добрый глоток красного вина. — Вот же бедолага!.. Это самое меньшее, что мы можем для него сделать. Тут куча места.

— Нет! — кричит Реа.

Все взгляды устремляются на нее.

— То есть я хочу сказать, мне очень жаль, но меня такой вариант не устраивает, — добавляет она более сдержанно. Я замечаю слезы у нее в глазах.

— Это почему? — рявкает Саймон, меряя ее уничижительным взглядом. — Шале огромное. Мы и не заметим, что он здесь. И вообще, это всего на день или два, так ведь? Брось, Реа! Прояви хоть каплю милосердия. — Он снова отпивает вина. — Серьезно, нам же ничего не стоит.

— Дорогая? — обращаюсь к ней я. — Всё ведь в порядке, правда?

На мой взгляд, она ведет себя неразумно, и мне не хотелось бы, чтобы Саймон подумал, будто мы с ней неспособны поддержать человека в беде. Не то чтобы сам он был особо заботлив — по крайней мере, я этого не замечал, — но кто знает…

Реа разворачивается на каблуках и, вся красная, убегает вверх по лестнице. Я не знаю, расстроена она или злится, но в любом случае не понимаю ее реакции. Мне неловко, что она повела себя так перед Саймоном, и я чувствую, что должен извиниться за нее.

— Я с ней поговорю, — объявляю я. — Уверен, все будет в порядке. Может, у нее критические дни или еще что, — добавляю я, и тут, заметив выражение Кэсс, соображаю, что о подобных вещах не говорят, особенно в присутствии женщин. — То есть, думаю, она просто нервничает из-за того, что все мы заперты здесь. Все время говорит, как хочет домой.

Наверное, лучше мне было держать рот на замке — я только все усугубил…

Поднимаясь по ступенькам в нашу спальню, слышу, как Милли спрашивает Саймона:

— Так что, я скажу Кэмерону, что брат того человека может остановиться здесь? Надо уведомить его как можно скорее, так будет справедливо. Другого жилья сейчас не найти, ведь курорт практически заблокирован.

— Конечно, — отвечает Саймон. — Мы будем рады помочь. Реа потерпит.

Меня немного злит, что он говорит за нас всех, но перечить ему я не собираюсь. Надо просто разобраться, почему Реа отреагировала так странно.

Я открываю дверь, ожидая увидеть ее лежащей на кровати, но она проносится мимо меня, в лыжной куртке и теплых ботинках.

— Дорогая! Куда ты собралась?

— Я не останусь здесь больше ни минуты! — кричит Реа с дикими глазами. Никогда раньше не видел ее такой. — Я ухожу!

— Реа, нет! Оставайся дома. Мы всё уладим — я поговорю с остальными. Ты же видишь, какая там погода! Ты не можешь уйти в такой снегопад. Это опасно!

Она отталкивает меня в сторону.

— Я ухожу. Прошу, Хьюго, выпусти меня! Ничего со мной не случится.

— Давай хотя бы я пойду с тобой! — взываю я, влетая к нам в комнату, сбрасывая тапочки и пытаясь найти теплые брюки.

— Нет! — выпаливает Реа. — Я хочу побыть одна.

Она сбегает по ступенькам, и до меня долетает порыв холодного воздуха, когда Реа распахивает тяжелую дверь шале, и та со стуком захлопывается за ней.