Кэролайн Куни - Ключ к прошлому [litres]

Но в жизни Дженни эта Х. Д. оказалась силой сильнее земного притяжения.

Он чувствовал волнение и тяжесть. Он не мог понять, что думать, а его тело казалось слишком тяжелым, чтобы на что-либо реагировать.

И он сам согласился с тем, чтобы они сюда приехали! Более того, предложил причину, которой объяснялся их визит.

– Дженни, не надо, – произнес он. – Пусть Ханна плывет по течению, куда ей вздумается, без тебя. Взрослые люди должны заниматься своей собственной жизнью. Отрежь ее и забудь.

Он и сам мог в свое время эту Ханну отрезать.

Но Рив начал рассказывать на студенческой радиостанции мыльную оперу жизни Дженни. Он рассказывал о ее похищении, о фотографии на пакете молока, о суде, о ее родной семье – чтобы его слушателям было интересно. Он рассказывал о ее сомнениях, слезах и страданиях. Его слушателям было интересно до тех пор, пока однажды его программу не услышала сама Дженни.

Любовь и доверие исчезли.

Но никто, включая Дженни, не знал, что однажды вечером на радиостанции раздался звонок. Когда Рив снял трубку, то он предполагал, что звонят с заявкой поставить какую-нибудь песню, однако звонившая представилась как похитительница Ханна. Не задумываясь (и этим-то во многом объяснялись все проблемы Рива), он отбил звонок. Это было глупо, потому что женщина больше не перезвонила.

Он мог бы задать пару вопросов и точно узнать, кто это: студент-пранкер, который хочет услышать себя в эфире, или настоящая Ханна.

После этого случая он тысячу раз задавал себе вопрос: «Неужели я разговаривал с Ханной?»

Если это была действительно она, то прошлой осенью Ханна находилась не в Колорадо, а в Бостоне.

Возможно, что у нее было достаточно денег, чтобы купить билет на автобус и навестить друзей. Если, конечно, у нее были друзья. Может, тоже бывшие члены секты. Рив сильно сомневался в том, что Ханна приехала в Бостон, чтобы осмотреть достопримечательности, связанные с американской войной за независимость и провозглашением США.

На протяжении всего первого курса Рив не сделал ничего путного. Единственное, что радовало, – это то, чего в возрасте восемнадцати лет он не сделал: не продавал наркотики и никого не убил.

«Сейчас я должен поступить правильно, – напоминал он себе. – Так что же я должен предпринять?»

Машины нарезали круг за кругом. Все они были настолько облеплены грязью, что не было видно названий спонсоров.

– Я боюсь тебя, Дженни, – произнес он.

Она глазами следила за машинами на треке.

«Она же не нападет на меня».

– Дженни, может, у тебя сохранились от того эпизода самые лучшие воспоминания о том, как ты крутилась на барном стуле, ела мороженое и прыгала по тротуару. Так или иначе, киднеппинг – это преступление, и преступников преследуют по закону.

Но у них больше не было времени на разговоры: появились Стивен, Кэтлин и Брайан. Кэтлин держала Стивена за руку. Брайан шел отдельно от них, пиная ногами сухие куски грязи, вылетевшей из-под колес машин на треке.

Они уже поднимались вверх по трибунам, когда Дженни выписала чек, закрыла колпачком ручку и положила чековую книжку и ручку в сумку.

Рив внутренне ужаснулся. Его поразило ее будничное и спокойное отношение к тому, что она только что сделала.

Но потом он понял, что чек не имеет никакого значения, потому что она все равно поговорит с Ханной. В данный момент Дженни Джонсон было важно одно: получить ответы на свои вопросы. Чек – это всего лишь способ встретиться с Ханной.

Он перечеркнул все те минуты, дни и месяцы, в течение которых он пытался ее снова завоевать. Он твердо сказал:

– Дженни. Перестань. Если ты встретишься с Ханной, то предашь своих отца и мать точно так же, как я предал тебя.

«Да как ты смеешь! – подумала она. – Как ты смеешь сравнивать свою мерзкую болтовню по радио с моими проблемами? Я не предаю своего отца. Это он меня предал! И я хочу получить кое-какие ответы».

Стивен сел рядом с ней, левее его расположился Брайан. Кэтлин такая ситуация не понравилась, потому что она хотела сидеть рядом со Стивеном. Бойфренд не замечал ее недовольства.

– Брайан говорит, что ты там какие-то глупости задумала. Это что еще за история? – с улыбкой спросил он Дженни.

У Стивена были такие же глаза, как и у их матери из Нью-Джерси. Ее собственная мать была бы очень расстроена ее поведением. «Сделай так, чтобы тобой гордились», – так сказали ей, когда она навсегда уезжала из семьи в Нью-Джерси.

– Я ему ничего не сказал, – быстро произнес Брайан и кивнул в сторону Кэтлин, давая этим понять, что она своим появлением окончила их со Стивеном разговор.

Дженни задумалась о том, как ей объяснить все так, чтобы при этом не соврать Стивену.

– В рабочем столе моего отца, – сказала она наконец, – были разные старые документы. В том числе полицейский протокол по поводу Ханны Джавенсен.

Она физически почувствовала, как Брайан испугался, что она сейчас расскажет все. Она надеялась, что он будет молчать и ничего не скажет.

– И в полицейском протоколе была фраза: «По последним имеющимся данным, подозреваемая двигалась на запад». Эта фраза залезла мне под кожу, как тропическое заболевание. Мне нравится то, что по последней информации она двигалась на запад. Она все бросила и собиралась исчезнуть. Вдумайся в это, Стивен. Когда ты исчезаешь, то становишься почти Богом. Если ты исчезаешь, то можешь контролировать свою семью до конца времен.

Рив отклонился от нее в сторону. Его лицо вытянулось от удивления и недовольства. Отлично. Значит, вот так она к нему относится.

– Стивен, ты тут не единственный хороший парень, – продолжала Дженни. – Я тоже хорошая девочка. Когда я уехала из Нью-Джерси, вы считали, что я плохая, но я старалась быть хорошей для другой семьи. И когда Рив в прошлом году повел себя некорректно, я тоже была хорошей. Ну а когда заболел мой папа, я просто была обязана быть хорошей. Так вот какое решение я приняла: мне надоело быть хорошей. Обо мне тоже можно будет сказать: последний раз меня видели, когда я двигалась на запад.

Брайан выглядел так, как будто ему плохо.

Рив отвернулся.

Кэтлин была вся внимание.

Стивен ухмыльнулся:

– Я тебя прекрасно понимаю. В последний раз меня видели, когда я шел на запад. И скажу тебе, Дженни, я больше на восток не вернусь. Я в свое время следил за тем, чтобы никого из детей в моей семье не украли. Я мыл посуду, мыл машину, подстригал газон, я делал домашнюю работу. Если я и матерился на своих учителей, то делал это тихо. Я уже больше не хочу быть хорошим парнем.

«Больше я вам никакой правды не скажу, – подумала она. – А утром в понедельник я собираюсь быть плохой. И я встречусь с Ханной».

Она собрала волосы в пучок на макушке.