Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

— Ты про то, чтобы Адамса взорвать? — Мне полегчало. — Ну ясен пень.

— Да нет. Я про весь этот треп про отца. Забудь. Это приказ. Просто найди эту сливную трубу, и все.

Мотоцикл наконец выехал из города и помчался по пустому шоссе. Асфальт поглощал свет — и лунный, и от моих фар. Я проехала мимо сожженного автомобиля, который стоит тут уже недели две. Обгоревший труп из-за руля тоже вытащили не сразу. Не знаю, что за история на этом закончилась, но бензиновый бак слили уже давно. Четыре дня назад Брэд попросил меня найти сливную трубу с виллы, и сегодня вечером я выполнила задание. Стрелка на индикаторе уровня бензина упала налево, эта история тоже закончилась, и осталось только, чтобы двигатель это понял. А вот и нефтяные насосы. Я сбавила скорость. Высоко в небе затарахтел вертолет, я подняла голову и увидела, как светящаяся точка двигается в сторону порта. До бойни еще было довольно далеко, когда я услышала музыку. Праздник — еще один — в самом разгаре.

Я завернула во двор и увидела, как близнецы поддерживают под руки Эрика, чувака, у которого было мое ружье. Эрик в зюзю пьян, но базуку на плече держит ровно. Похоже, целится он в ржавый фургон в паре сотен метров отсюда.

Я медленно заехала в цех. В одной раздолбанной колонке ревела «We Are the Champions» — господи, как же я ее ненавижу. Несколько человек сидели за столом и подпевали, другие, пошатываясь, танцевали под крюками. Брэд сидел в одиночестве в самом конце стола, закинув ноги на стул и сжимая в пальцах толстый косяк. На меня он посмотрел выжидающе.

Я решила не торопиться. Слезла с мотоцикла. Отряхнула брючины.

— Ты поздно, — сказал Брэд, когда я уселась рядом с ним.

— На дороге сплошные кочки, — ответила я и вспомнила то чувство, с которым ехала по упавшему на ленту-еж телу. — Я кивнула в сторону двери. — Ты видел, что близнецы и Эрик…

— Я им разрешил. Ну так что?

— Мой приятель из управления картографии дал мне чертежи. — Я расстегнула молнию на куртке и вытащила бумаги, которые Уилл Адамс отдал мне вместе с пулеметом, когда я обещала оказать ему ответную услугу. — Сливная труба прямая, достаточно сунуть внутрь базуку и выстрелить. Отверстие я нашла на холме, склон там крутой, поэтому придется полазить, но добраться туда можно так, чтобы никто не увидел.

— Шикарно! — Брэд рассмеялся. — Что сама-то думаешь?

— О чем?

— Об этой моей идее.

Я пожала плечами. Адамс ясно сказал, что советовать Брэду или влиять на его решение нельзя, надо позволить ему выбирать, свободно и беспрепятственно. Или, как сказал Адамс, настолько свободно, насколько нам в этот жизненный момент позволено выбирать. По словам Адамса, смысл в том, чтобы Брэд сам себя наказал или освободил.

— Тебе решать, — сказала я.

— Это понятно, но ты, может, знаешь, что хорошие начальники всегда спрашивают совета. А потом выбирают, следовать ему или нет.

— Я не могу ничего советовать тебе, если «Хаос» на этом ничего не теряет и не выигрывает. В этом деле, Брэд, ты должен следовать своему сердцу и разуму.

Брэд, похоже, был недоволен.

— Отлично. Я уже решил, что так и поступлю, просто хотел твое мнение узнать.

За окном раздался грохот, потом в цеху повисла тишина, кажется, будто даже «Чемпионы» на несколько секунд замолкли. На стекле заплясали блики, Эрик с близнецами радостно завопили.

— Я думал, может, на рассвете, — продолжал Брэд, — что скажешь?

— На рассвете — это неплохо.

— Ты же знаешь, нападают всегда на рассвете. Думаешь, они особенно осторожничать не станут?

— Может, и станут.

— Но ты все равно думаешь, что на рассвете лучше всего?

— На рассвете — всегда лучше всего.

Брэд кивнул. Испытующе вгляделся мне в лицо, встал и крикнул:

— «Хаос», сворачиваемся! Бутылки заткнуть, стаканы осушить! За час до рассвета выезжаем!

Наша пьяная банда встретила его слова ликованием. «Брэд! Брэд!» — принялись они скандировать чуть погодя.

Широко улыбнувшись, он поднял руки, словно одновременно просил всех умолкнуть и принимал их признание. Он выглядел радостным, даже счастливым. Таким я видела его в последний раз.

Я проснулся. Вслушался в ровное дыхание Хейди и Сэма. В каюте было по-прежнему темно, однако из-за занавески пробивался серый рассвет. Просторная каюта, предназначавшаяся Колину Лоуву, была трехкомнатной и располагалась на палубе — для меня ничего неожиданного в этом не было, а вот Хейди заплакала от радости. Я взглянул на часы. Солнце вот-вот выглянет из-за горизонта.

Хейди прильнула ко мне.

— Что случилось? — сонно прошептала она.

— Просто сон приснился.

— Какой?

— Не помню, — соврал я.

Мне снилось, будто мы — я, смеющийся Брэд и серьезная Ивонн — смотрим на горящую виллу. Брэд вдруг захохотал еще громче: он услышал крики и увидел трех человек — они вырвались из пламени и бежали к нам, к склону.

— Гори в аду, Адамс! — захлебывался от восторга Брэд.

Я повернулся к нему и спросил, видит ли он, кого сжег, но Брэд меня не видел и не слышал. Объятые пламенем фигуры приблизились к нам, самая большая прижимала к себе двух других, поменьше, и вот все они упали перед нами на колени.

— Брэд, — проговорила самая большая фигура, — сгори с нами. Сгори с нами.

И я видел, как распахнулись глаза Брэда, как приоткрылся его рот, а смех умолк.

Он обернулся ко мне — теперь он видел меня.

— Это ты, — сказал он, — ты это сделал.

— Нет, — возразил я, — я лишь дал тебе выбор. Ты решил поджечь их.

Брэд опустился на колени и обнял тех троих, чтобы огонь перекинулся и на него. Но слишком поздно: почерневшие и обугленные, они рассыпались у него в руках. Брэд уставился на усыпанную пеплом землю, погрузил в пепел руки и отчаянно закричал, когда ветер принялся понемногу развеивать прах.

— А ты не помнишь, это был хороший сон? — спросила Хейди.

Я задумался.

— Нет, — на этот раз я говорил правду, — не помню. Пойдем?..

Мы вышли на палубу. На руках я держал все еще спящего Сэма. Все вокруг было серым, море и небо неотличимы друг от друга, горизонта не было. Жизнь в одной клетке — наверное, именно так она и зародилась. Однако потом из-за горизонта показалось солнце. И, словно по волшебству, предметы вокруг обрели контуры и цвет, прямо у меня на глазах появлялась новая вселенная.

— Наш первый рассвет, — прошептал я.

— Наш первый рассвет, — повторила Хейди.

На тыльную сторону моей руки села муха. Я уставился на нее. Средняя продолжительность жизни мухи — двадцать восемь дней. Знает ли об этом муха? Хочется ли ей, чтобы жизнь была подлиннее? Если бы ей предложили пожить дольше, но при этом стереть все воспоминания о близких, о том, чего она успела достичь, о ее лучших днях и мгновениях, что бы она выбрала?