Роми Хаусманн - Милое дитя [litres]

– Я сожалею, – говорю я, хоть сестры Рут рядом нет, и она не может меня услышать.

– Боже правый, – восклицает дедушка, и вид у него по-прежнему напуганный. – Тебе не о чем сожалеть, Ханнахен. Ты тут совсем ни при чем. Мы с твоей бабушкой очень рады, что ты у нас. Просто бабушка немного взволнована оттого, что перед домом собралось столько народу.

– Но их совсем немного. Всего шестеро. Вчера было гораздо больше.

Дедушка кашляет, но мне кажется, это смех.

– Я так ей и сказал.

– Думаю, сестра Рут была бы для меня хорошей бабушкой, – говорю я, когда дедушка заканчивает смеяться. – Хоть она и глупенькая, и не умеет толком считать, зато она очень милая.

Теперь у дедушки такой вид, словно я сказала что-то не то.

– Это правда! – добавляю я быстро. – Я не вру! Врать нельзя. Она не может даже вычесть два из тринадцати.

– Ханна… – произносит дедушка, но потом делает паузу, достает платок из кармана и вытирает нос. – Семью не выбирают, и заменить человека кем-то другим нельзя. Или вот так выбрать другого только потому, что возникли сложности… – Он неаккуратно комкает платок и убирает обратно в карман. – Но поверь мне, твоя бабушка – лучшая из всех, кого только можно пожелать. Ей нужно только привыкнуть ко всему.

– Так говорил и мой папа.

Я улыбаюсь, но мне становится немного грустно. Потому что из-за дедушки мне пришлось вспомнить о папе. Дедушке, по всей видимости, тоже грустно. Он так поджимает губы, что на месте рта видна только тоненькая полоска.

– Знаешь что, Ханна? – спрашивает он через несколько секунд. – Как ты посмотришь, если мы сейчас спустимся к бабушке? Наверняка она уже успокоилась и теперь недоумевает, куда мы запропастились. Можем посмотреть детские фотографии твоей мамы.

Я киваю.

– Только вот еще что, Ханна. Прошу тебя, не запирай больше дверь. А еще лучше всегда держи ее чуть приоткрытой, чтобы я знал, что с тобой все хорошо. Ладно? Пообещаешь мне, Ханна?

Я снова киваю.

Дедушка улыбается, сначала мне, а затем глядя на звезды на потолке.

– Ты ведь тоже получила звездочку от стоматолога. Можешь пока подумать, не приклеить ли нам и ее к потолку.

Я мотаю головой.

– Но, дедушка, тогда созвездие будет уже не то.

– Вот как, – говорит дедушка. И добавляет: – Ладно, я ведь только предложил.

Когда мы с дедушкой спускаемся на первый этаж, бабушка как раз закрывает входную дверь. В прихожей стоит большая коробка.

– Они ушли, – сообщает бабушка, при этом голос у нее веселый. В руке она держит письмо. – Это стояло под дверью.

– Да, – говорит дедушка и берет у нее письмо. – Та женщина поставила. Правда, я думал, она забрала коробку, когда я пнул ее с лестницы…

– А что в ней? – спрашивает бабушка.

– Понятия не имею.

Дедушка надрывает конверт.

– Ага, – произносит он, пробежав глазами письмо. – Это вещи для Ханны и Йонатана. Вот, слушай:

«Многим нашим читателям небезразлична судьба ваших внуков, и они хотят помочь. Мы взяли на себя смелость собрать для вас те вещи, которые нам прислали или принесли прямо в редакцию.

С наилучшими пожеланиями, редакция «Баварского вестника».

– Как мило, – говорит бабушка и отрывает от коробки коричневую клейкую ленту. – Подойди, Ханна. Посмотрим, что здесь.

Я подхожу ближе.

Бабушка принимается доставать вещи из коробки.

– Посмотри, – она показывает мне темно-синий вязаный свитер. – Как думаешь, Йонатану понравится?

– Ему нравится синий цвет. Его любимые штаны тоже синего цвета.

– Ну, значит, он точно обрадуется такому свитеру.

– Очередная партия милостыни, – комментирует дедушка, сминает письмо и добавляет: – Чудесно.

Но по его тону незаметно, что он считает это чудесным.

– Маттиас, – упрекает его бабушка и продолжает доставать из коробки вещи, рассматривать их и складывать в две кучи на полу. – Это и в самом деле мило, тебе не кажется? И вещи в неплохом состоянии… о, Ханна, взгляни! Тут кое-что для тебя. – Она достает платье, белое в цветочек. – Это же совершенно точно твое платье!

Я хочу спросить, откуда она это знает, но не успеваю.

– Надо же! Здесь и игрушки есть! – восклицает бабушка.

Сначала она достает оранжевый экскаватор с черным ковшом, но потом… Я тут же роняю платье и подставляю руки. Бабушка с улыбкой протягивает мне бело-рыжий комочек, после чего поворачивается к дедушке и снова говорит, до чего это мило со стороны читателей. А я что есть сил прижимаю к себе Фройляйн Тинки, и она сразу начинает мурчать.

– Моя маленькая, как я по тебе скучала, – произношу я шепотом и утыкаюсь лицом в мягкую шерстку.

У меня подскакивают внутренности, как бывает, если промахнуться мимо ступеньки. Ключ скрипит в замке, несколько раз проворачивается дверная ручка, и дверь упирается мне в спину. Только заслышав по другую сторону ругань, я подскакиваю и освобождаю проход. Не знаю, сколько я просидела, вжавшись спиной в дверь и подтянув колени, блокируя собственным весом дверь на случай очередного вторжения.

– Что стряслось? – спрашивает Кирстен.

В следующий миг я затаскиваю ее в коридор, отбираю у нее ключ и запираю изнутри на два оборота.

– Ясси?

– Она была здесь!

– Кто?

– Эта Майя. Ну, помнишь, которая поселилась на третьем этаже, в квартире Хильднеров. Ты бы это видела…

Кирстен протяжно вздыхает и стягивает плащ.

– Но теперь-то здесь я, – только и произносит она, и я вспоминаю саму себя. Прежде, когда еще жила с матерью. Когда вот так же считала, что должна быть рядом, хотя чувствовала себя так, будто внутренности наполняются горячим свинцом.

– Я нормально справлялась, пока тебя не было, – говорю я, глядя, как Кирстен вешает плащ в шкаф. Мне не хочется быть для нее обузой, как мама была обузой для меня. – В самом деле. Если ты предпочтешь вернуться к себе, я пойму. К тому же тебе наверняка нужно на работу. Ты нужна в клубе, особенно сейчас, в выходные.

– Я уже поняла, Ясси, – невнятно проговаривает Кирстен, после чего поворачивается ко мне. – Ну так? Что там с Майей с третьего этажа?

Решаюсь не сразу.

– Ясси? – Кирстен касается моей щеки. – Господи, да ты вся горишь, – на ее лице отражается озабоченность. – Ты опять волновалась?

Киваю.

– Майя. Она приносила еду.

Я рассказываю Кирстен о странном поведении Майи, о ее пугающей назойливости. О том, как она сказала: «Очень жаль, Ясмин, но еды здесь только на одну персону», – и как мне хотелось сбежать, спрятаться от этой женщины. Я попятилась из кухни, а она отставила тарелку на стол и двинулась за мной. Не сказать, что Майя преследовала меня, она переступала медленно и осторожно. При этом руки ее были подняты ладонями ко мне.

– Вам нечего бояться, Ясмин. Я знаю, через что вам пришлось пройти. И кажется, что некому вас понять. Это так, Ясмин?