Харриет Уокер - Новая девушка

Хотя мне хотелось спросить его: «Почему?». Почему он так много времени проводит перед экраном, наезжая на людей, которых даже не знает и никогда не встречал. Это что, доставляет ему удовольствие? И сам факт того, что Марго испугана, делает его жизнь легче и приятнее?

Сквозь слезы Чарльз признал, что это не так. Что все это заставляет его ненавидеть себя еще больше.

Мне было противно видеть его.

После всего того, что случилось, я практически силой заставила себя смотреть на окружающий мир с конструктивной точки зрения: начать жизнь сначала, восстановить здоровье и разобраться с тараканами в голове. Он же закрылся от всех, даже от меня, и спрятался за этим экраном, чтобы сеять в Сети свое горе. Чтобы заставить людей, не имеющих к нему никакого отношения, почувствовать себя чуть хуже, будто он упаковывал частицы своей боли в капли желчи и раздавал порциями другим людям, как кусочки свадебного торта. И делать это он собирался до того самого момента, пока боль окончательно не утихнет.

Возможно, нечто похожее я пыталась сделать с Марго.

Я сразу и не заметила, что ее имя было среди тех, кого Чарльз избрал своими жертвами, окунув в цифровое дерьмо, а когда заметила, то заставила его сказать мне свой пароль и отправила в постель, скормив пару таблеток транквилизатора, который нам с ним выписали. Еще одна мелочь, упакованная в дорожную сумку и положенная рядом с крохотными комбинезончиками, а также брошюрами похоронных бюро, с которыми я вовсе не планировала появиться в доме после рождения моего первенца.

— Почему эта гребаная Марго должна быть, мать ее, так счастлива? — вопил Чарльз, пока я его не успокоила. — Почему у нее все получилось? Да чем она это заслужила? Ведь это же вполне могло случиться и с ней!

Даже мое горе не заставило меня так думать — хотя, конечно, сама мысль посещала, и не один раз. Но я и своему самому страшному врагу не пожелала бы пережить то, что пережили мы, — не говоря уже о моей вроде как лучшей подруге.

Я почитала комментарии, которые Чарльз написал ей в Твиттере. Это были всякие мелочи — насчет ее веса, внешнего вида, того, как успешно Мэгги справляется с ее работой в журнале; не могу не признать, что выбирал он самые болевые точки. Издевки били точно в цель.

Я была потрясена тем, что в горе у Чарльза вдруг появилось достаточно воображения, чтобы превратиться в подобие жестокой девочки-подростка, и задумалась, а не потому ли подростки так жестоко относятся друг к другу, что они постоянно находятся в состоянии траура — по поводу своего детства, своей невинности, безопасности своего нежного возраста?

Мне было интересно, считает ли Марго, что автор этих комментов — я; вспоминает ли она мои рыжие волосы, видя на экране дурацкие солнечные очки-переростки HelenKnows ? Я догадывалась, что это вполне может так и быть. Представляла себе, как она по-отечески качает головой и говорит окружающим: «Винни пришлось так много пережить», как будто это все объясняет. В такие минуты я злилась на себя: куда катится моя жизнь?

Я должна была извиниться перед Марго за все то, что натворил Чарльз, и за то, как я сама вела себя с ней. А потом мы сможем расстаться навсегда, и наша дружба постепенно увянет — останется лишь поднимать тосты во время встреч выпускников, да в те редкие рождественские праздники, когда мы обе вдруг окажемся на севере Англии. А когда у нас родятся дети, мы коротко поздравим друг друга с этим событием в Фейсбуке и будем продолжать жить каждая своей жизнью.

И тот факт, что Хелен удалось на целых двадцать лет продлить дружбу, которую она мечтала разрушить как можно скорее, показался мне уже из области черного юмора.

Одну за другой я закрывала страницы на компьютере Чарльза, вздрагивая каждый раз, когда замечала бессмысленную жестокость его слов. Они коробили непреходящую память о моем маленьком мальчике — память, на которую ничуть не повлияло происходящее во внешнем мире: она осталась все такой же чистой и незапятнанной, какой и была в самом начале.

Пролистывая мужнины твиты и глядя на них слегка отстраненным взглядом, чтобы окончательно не погрузиться в яд и ненависть, которые самый близкий мне человек изливал на окружающих, я заметила, что все это началось задолго до смерти Джека. Какие-то глупые уколы, которые он наносил интересующимся новостями женщинам, какие-то стычки с мужчинами, проголосовавшими не так, как он. Я и не подозревала о той скрытой за экраном, полной горечи жизни, которую он вел.

Позже я подумаю, как обсудить все это с ним. Но не сейчас. Всему свое время.

Я стала рыться в центральном ящике стола в поисках той вещи, которую собиралась утром захватить с собой к Марго, — ключи, которые она дала мне, когда они поселились по соседству. Тогда Марго сказала, что дает их на всякий пожарный случай. Как будто вся наша дружба не держалась вот на таком пожарном случае. Как будто он не притягивал нас друг к другу вот уже много лет.

Я могла бы отослать эти ключи вместе с подарками, которые вернула ей. Но я не сделала этого. И мне не хотелось задавать себе вопрос: «Почему?»

Бросив их на керамическую тарелку, стоявшую на столике возле входной двери, я с силой потерла лицо. Мне казалось, что виски у меня раздулись, а голова похожа на перегретый радиатор, который пора опорожнить. Сейчас приму душ и переоденусь во что-нибудь удобное. А потом сяду перед ящиком, и пусть он промывает мне мозги, как в любой другой пятничный вечер промывает мозги любой другой женщине лет тридцати, у которой в спальне спит ребенок, а не муж, напичканный таблетками ради его же безопасности.

Мы ведь так много значили друг для друга — что же произошло? Конечно, в каком-то смысле случай с Хелен вынес мне мозг, но на самом деле это, наверное, произошло в том затрапезном клубе, когда я была больше всего нужна Марго. Я понимала, что никогда не прощу себе случившегося там, но, что гораздо важнее, никогда не прощу ее за произошедшее. Хотя в этом вряд ли была ее вина. Если б мы с Хелен не оставили ее тогда на улице, если б мы все вместе вернулись домой и отложили попытку повеселиться на какой-нибудь другой день, если б действительно сидели дома и смотрели кино, как и обещали родителям — что тогда получилось бы из тех трех девочек?

Мысленно я добавила еще одно извинение к тому длинному списку, который собиралась высказать Марго утром. Он уже очень давно ждал своего часа и был совершенно необходим, если я собиралась двигаться дальше — мне было жаль, что тогда я оставила ее в одиночестве и не смогла защитить. Мне было жаль, что у нее создалось впечатление: в том, что мы ничего не сказали Хелен, была только ее вина — этакий грех бездействия.

Я ведь тоже промолчала — тогда, много лет назад…