Харлан Кобен - Всего один взгляд. Невиновный

Сейчас шесть тридцать. На всякий случай она решила сначала позвонить на работу. Может, Тельма, его секретарша, еще не ушла. Она знает, как с ним связаться. Но Штейнберг поднял трубку после первого же звонка.

Плохой признак.

— Ты где? — спросил он.

— Еду из Делавэра.

— Заворачивай прямо сюда. У нас проблема.

Лас-Вегас, штат Невада

Региональный отдел ФБР

«Джон Лоуренс Бейли»

Офис специального агента, начальника отдела

Для Адама Йейтса начавшийся день представлялся вполне обычным.

Во всяком случае, ему хотелось в это верить. В глобальном смысле обычных дней для Йейтса не существовало, по крайней мере последние десять лет. Каждый день казался взятым напрокат временем, и проживал он его в напряженном ожидании, когда на голову обрушится пресловутый топор возмездия. Даже сейчас, когда большинство рационально мыслящих людей решили бы, что все прошлые ошибки остались позади, страх по-прежнему грыз и мучил Адама Йейтса.

Тогда Йейтс был молодым агентом и работал под прикрытием. И вот теперь, десять лет спустя, он работает здесь в должности специального агента и начальника отдела по штату Невада — одна из самых высоких должностей в ФБР. Он заслужил ее, прошел все ступени. И за все это время не было даже малейшего намека на неприятности.

Так что, направляясь на работу сегодня утром, Йейтс считал, что выдался еще один вполне обычный день.

Однако, когда в кабинет зашел его главный советник Кэл Доллинджер, что-то в выражении лица старого друга подсказало Адаму, что этот день настал, даже несмотря на то, что последние десять лет они и словом не обмолвились о том инциденте. Йейтс взглянул на фотографию на столе. Семейный снимок — он, Бесс, трое детей. Девочки успели превратиться в девушек, ни один на свете отец не бывает полностью готов к подобному превращению. Йейтс остался сидеть. Одет он был как обычно — брюки цвета хаки, туфли на босу ногу, яркой расцветки тонкий свитер.

Кэл Доллинджер стоял у стола и ждал. Он был огромен: рост — шесть футов семь дюймов, вес — около трехсот фунтов. Адам и Кэл дружили с детства, познакомились в возрасте восьми лет, учась в начальной школе Коллингвуда у миссис Колберт. Их прозвали Ленни и Джорджем — в честь героев Стейнбека из повести «О мышах и людях». Отчасти попали в точку — ведь Кэл был огромен и невероятно силен, — но нежности, присущей Ленни, за ним не наблюдалось. Он был не человек, а скала — в физическом и эмоциональном смысле. Запросто мог убить кролика, погладив его, и не пожалел бы.

Но привязанность между ними существовала крепкая. Неудивительно. Когда столько лет прожито вместе, когда спасаешь друга от неприятностей, становишься единым целым. Да, Кэл мог быть жестоким, несомненно. Но, подобно большинству людей вспыльчивых, он привык делить мир на черное и белое. В очень небольшом белом секторе находились его жена, дети, Адам и семья Адама. И он был готов защищать их до последнего вздоха. Весь остальной мир казался ему черным, недружественным и неодушевленным.

Адам Йейтс ждал, но и Кэла Бог терпением не обидел.

— В чем дело? — спросил наконец Адам.

Взгляд Кэла обшарил комнату. Он опасался подслушивающих устройств.

— Она мертва, — сказал он.

— Которая?

— Старуха.

— Уверен?

— Тело нашли в Нью-Джерси. Мы идентифицировали его по серийным номерам грудных имплантатов. Скрывалась в католической школе в обличье монахини.

— Шутишь?

Кэл даже не улыбнулся. Он вообще не умел шутить.

— Ну а что, — Йейтсу не хотелось произносить вслух имя Клайда, — насчет него?

Кэл пожал плечами:

— Понятия не имею.

— А кассета?

Кэл покачал головой. Да, этого Адам Йейтс и боялся. Это просто так не закончится. Это никогда не закончится вообще. Он снова посмотрел на фотографии жены и девочек, потом оглядел просторный кабинет, грамоты и приказы о благодарностях на стенах, табличку со своей фамилией на столе. Теперь все это — семья, карьера, сама его жизнь — казалось призрачным и зыбким, точно завиток дыма, который невозможно удержать в руке.

— Надо ехать в Нью-Джерси, — сказал он.

Соня Макграт удивилась, услышав, как в замке повернулся ключ.

Вот уже больше десяти лет прошло после смерти сына, а фотографии Стивена в тех же рамках расставлены на столиках. Нет, к ним, разумеется, добавились другие. В прошлом году вышла замуж старшая дочь Сони Мишель, и, естественно, появились ее свадебные снимки. Несколько из них, в рамках, украшали стену над камином. А новых фотографий Стивена уже никогда не будет. Они с мужем убрали все его вещи, перекрасили стены в комнате, отдали одежду в благотворительную организацию, но снимки эти они никогда не трогали.

Их дочь Мишель, подобно многим невестам, предпочла групповые свадебные фотографии. У жениха, симпатичного парня Джонатана, семья была большая. На фото красовались все. Соня с Кларком тоже снялись — позировали перед объективом с дочерью, с дочерью и будущим зятем, с родителями Джонатана. Но когда фотограф призвал сделать семейный снимок Макгратов, они отказались. Ведь на нем были бы Соня, Кларк, Мишель и Кора, младшая дочь, но даже в такой светлый и радостный день на семейном снимке Макгратов зияла бы пустота, поскольку Стивена среди них уже не было.

Сегодня в большом доме стояла тишина. И началось это с отъезда Коры в колледж. Кларк опять «работал допоздна» — эвфемизм, заменяющий «спал со своей куколкой», — но Соне было все равно. Она никогда не упрекала его, не спрашивала, когда придет, потому что в присутствии Кларка дом становился еще более одиноким и тихим.

Соня поболтала бренди в бокале. Она сидела одна в темноте в так называемом просмотровом зале и искала какой-нибудь подходящий фильм на DVD. Нашла что-то с Томом Хэнксом — сколь ни покажется странным, но его участие, даже в самом дурацком фильме, почему-то действовало на нее успокаивающе. Но на кнопку воспроизведения она не нажимала.

«Господи, — подумала она, — неужели я действительно такая жалкая?»

Соня всегда была общительной, у нее было много преданных и замечательных друзей. Надо ли обвинять их в том, что они устранились после смерти Стивена? Они старались исполнить свой долг, но постепенно под тем или иным предлогом отдалялись от нее, рвали связи.

Нет, это было бы нечестно по отношению к ним.

В том, как складывались в последние годы отношения с друзьями, Соня виновата сама. Она оттолкнула, отвергла их. Не хотела жалости и утешений, компаний, дружеских проявлений, сопереживания. Нет, ей вовсе не хотелось быть несчастной, но, вероятно, именно это состояние стало самым легким выбором и, следовательно, лучшей альтернативой.