Ю Несбё - «Ревность» и другие истории

— Я в Лувре бываю часто, поэтому по большей части все уже рассмотрел, — ответил Одд, отплатив дружелюбным и спокойным взглядом. — Пойдемте, я знаю тут местечко, у них бургундское хорошее.

— Прекрасно, — сказала Эстер.

Они нашли ресторан, и еще до первого бокала Эстер стала задавать вопросы, которые, как подозревал Одд, она так и не задала на интервью. Где Одд черпает вдохновение? В какой степени главные герои списаны с него? Основаны сцены секса на собственном опыте или фантазиях? Во время последнего Одд разглядел морщины на лице мужчины (Райан, он рассказал, что работает в посольстве в Париже). Одд отвечал, но не пытался произвести благоприятное впечатление или развеселить, как он обычно себя вел (часто удачно), когда «выступает». Когда он раньше выступал. Но постепенно ему удалось перевести разговор на Эстер и Райана.

Казалось, Райан намеренно не ответил на вопрос о своей работе в посольстве, намекнув тем самым, что занимается чем-то важным и секретным, и с большей охотой рассказал о том, как на международные переговоры повлияли исследования психолога Даниэля Канемана, касающиеся «прайминга» — того факта, что можно с помощью простых средств поместить в голову оппонента идею или мысль, а он этого даже не поймет. Что, если сначала показать человеку плакат с буквами ЕДА, а затем — М_ _О и попросить вписать недостающие буквы, гораздо больше людей напишут МЯСО, а не МЫЛО, если сравнивать с испытуемыми, которым не показали слово ЕДА.

Одд отметил, что Райан изо всех сил старается казаться интересным, но поскольку вещал он о той разновидности популярной психологии, о которой большинство уже давно в курсе, Одд повернулся к Эстер. Она рассказала, что живет в Лондоне, по-прежнему работает журналистом-фрилансером в сфере культуры, но они с Райаном ездят повидаться друг с другом «как можно чаще». Одд отметил, что последнее скорее предназначалось для ушей Райана, а подтекст, возможно, такой: «Слышал, Райан? Я делаю вид, что в наших отношениях до сих пор есть страсть, что нам хотелось бы проводить вместе побольше времени. Доволен, нудный лакировщик действительности?»

Одд одернул себя — что-то он размечтался. А может, и не размечтался вовсе?

— Почему ты ушел? — спросила Эстер, когда официант налил третий бокал.

— Я не ушел. Я пишу больше, чем когда-либо. Надеюсь, и лучше.

— Ты понимаешь, о чем я.

Он пожал плечами:

— Все, что я могу сказать, — на книжных страницах. Остальное — отвлекающая внимание шелуха. Я грустный и плохой клоун, а если выставлять меня напоказ как человека, моим книгам от этого ничего не будет.

— Кажется, скорее наоборот, — сказала Эстер, поднимая бокал. — Как будто чем меньше тебя видят, тем больше о тебе говорят.

— Надеюсь, ты это про мои книги.

— Нет, про тебя. — Она не сводила с него глаз. — Ну и как следствие, естественно, про твои книги. Ты вот-вот превратишься из культово-культового писателя в мейнстримно-культового.

Одд Риммен пригубил вино. И характеристику. Цокнул языком. М-да. Уже чувствовал, что хочет еще. Всего.

Когда Райан встал и скрылся в туалете, он подался вперед и накрыл своей рукой руку Эстер.

— Я слегка в тебя влюбился, — сказал он.

— Знаю, — ответила она, и он подумал, что знать она никак не может, ведь до этого самого момента влюблен он не был.

Или был — в отличие от нее — только раньше этого не понимал?

— А что, если дело только в вине? — сказал он. — Или в том, что из-за присутствия Райана ты становишься недосягаемой?

— А есть разница? — спросила она. — А если все потому, что ты одинок или что я родилась с симметричным лицом? Влюбляемся мы по банальным причинам, но влюбленность же не становится от этого менее прекрасной?

— Наверное, нет. А ты в меня влюблена?

— С чего бы?

— Я известный писатель. Разве не хватает банальности?

— Ты почти известный писатель, Одд Риммен. Ты не богат. Ты бросил меня в тот момент, когда сильнее всего был мне нужен. И у меня есть ощущение, что ты мог бы снова так поступить, будь у тебя шанс.

— Так ты в меня влюблена?

— Я была в тебя влюблена задолго до того, как мы встретились.

Подняв бокалы, оба пили, не сводя друг с друга глаз.

— Просто невероятно! — Софи чуть не кричала в телефонную трубку. — Стивен Колберт!

— Это круто? — Одд Риммен откинулся назад, и шаткий деревянный стул угрожающе заскрипел.

Он смотрел на старые яблони — по словам его матери, она помнила, как они плодоносили. Воздух пах буйным, неухоженным садом, а с Бискайского залива прилетали приятные прохладные ветра.

— Круто? — простонала редактор Одда Риммена. — Он Джимми Фэллона обошел! Одд, тебя пригласили в крупнейшее в мире ток-шоу!

— По поводу?..

— По поводу экранизации «Возвышенности».

— Не понимаю. Я же отказался.

— Именно поэтому! Об этом все пишут, зайди в соцсети, Одд, тебя единодушно хвалят за непредвзятость. Человек сидит во Франции в ветхой избушке и пишет книгу ни о чем, книгу, в которой ничего не продает, из уважения к литературному творчеству отказывается от огромного богатства и мировой известности. На данный момент ты самый крутой писатель в мире, разве ты этого не понимаешь?

— Нет, — соврал Одд Риммен.

Естественно, он отдавал себе отчет в том, что бескомпромиссные и делано пуританские решения, принятые им с того вечера в Театре Чарльза Диккенса, пусть и не обязательно, но вполне могли привести к тому, что сейчас происходит.

— Дай мне подумать.

— Съемки на следующей неделе, но ответ им нужен в течение дня. Я забронировала билет на рейс в Нью-Йорк.

— Я тебе сообщу.

— Отлично. Кстати, Одд, кажется, ты счастлив.

Возникла пауза, во время которой Одд на мгновение задумался, не раскрыл ли он непреднамеренно своих чувств. Триумф. Нет, не триумф — тогда предполагалось, что эту цель он и преследовал. А единственное, чего он сам хотел, — устроиться так, чтобы писать правдиво, не считаясь ни с кем и ни с чем, во всяком случае не со своей так называемой популярностью.

Тем не менее. Он как раз прочел у нейроэндокринолога Роберта Сапольски описание того, как у бросивших пить алкоголиков система вознаграждения в мозге активируется даже оттого, что они идут по улице, где находится бар, куда они раньше ходили: даже если пить алкоголик не собирается, ожидание, усвоенное в те времена, когда он пил, поспособствует выработке дофамина. Это ли с ним сейчас произошло, неужели от одной лишь возможности привлечь к собственной персоне внимание всего мира у него на затылке волосы встали дыбом? Точно он не знал, но, возможно, от паники только при мысли, что попадет в старый тупик, он крепче сжал телефонную трубку и ответил кратким и жестким «нет».

— Нет? — повторила Софи с легким удивлением в голосе — по нему Одд понял, что она решила, будто это ответ на ее комментарий о том, что он, кажется, счастлив.