Джули Кларк - Последний рейс

Ладонь у нее холодная и крепкая.

– Приятно познакомиться, Келли. И спасибо.

– Не за что. Думаю, ты отлично справишься, – бросает Келли и скрывается в подсобке, прежде чем я успеваю что-то ответить. И мне остается лишь благодарить судьбу за такой щедрый подарок.

Сейчас лишь семь утра, и сразу возвращаться домой мне не хочется. Сколько можно сидеть взаперти? Решаю прогуляться через кампус в сторону Телеграф-авеню. Стоя на перекрестке у студенческого клуба, с завистью смотрю на людей, спешащих по своим делам, – они могут свободно идти, куда хотят, и общаться, с кем хотят. Спорить и смеяться. Делить трапезу, а потом, не исключено, постель. Как бы я хотела оказаться на их месте хотя бы ненадолго.

Видимо, мне еще долго придется мириться с одиночеством. Я засовываю руки поглубже в карманы, опускаю голову и перехожу через дорогу, не обращая внимания ни на бездомных, выпрашивающих денег (что мне им дать?), ни на студентов, раздающих листовки с рекламой концертов (с кем мне туда идти?).

Мой единственный спутник – собственное отражение в витринах. Я останавливаюсь у магазина одежды и смотрю на себя. С торчащими на макушке платиновыми волосами и в Евиной куртке я скорее похожу на призрак. На тротуаре позади меня мелькают люди: смеющиеся студенты, оборванные бездомные, стареющие хиппи, – я вижу лишь незнакомцев, которых мне никогда не суждено узнать. Я ни с кем не смогу больше поболтать по душам, поделиться воспоминаниями о маме и Вайолет, рассказать о себе. Мне всегда придется быть начеку и скрывать правду.

Мимо проходит толпа молодежи, возвращающейся в кампус. Поддавшись соблазну, пристраиваюсь сзади, почти вплотную: шагаю и представляю, будто я одна из них. Перехожу вместе с ними через оживленную улицу, но не дальше – они направляются в студенческий клуб. Я могу затеряться в их толпе, однако стать среди них своей, как раньше, мне не под силу.

По пути домой захожу в супермаркет. Беру корзину и закидываю туда хлеб, арахисовое масло и большую банку виноградного желе – все самое дешевое, в неприметных упаковках, как обычно покупала мама. Другие ее любимые продукты – рис и тушеные бобы с луком и чесноком – пропускаю: я не собираюсь задерживаться здесь надолго, так что запасы мне ни к чему.

Пока стою в очереди в кассу, рассматриваю стойку с газетами и журналами и почти сразу замечаю то, чего я так боялась: глянцевый таблоид о жизни звезд с заголовком «Крушение рейса 477: началось опознание тел» и моей фотографией на обложке. К великому облегчению, она занимает не всю страницу, а лишь небольшую ее часть в правом верхнем углу вместе со снимками других пассажиров. Внизу подпись: «Среди жертв – жена известного мецената Рори Кука».

Я помню эту фотографию. Она была сделана на гала-концерте Института костюма пару лет назад. На ней я смеюсь над чьей-то шуткой, но, несмотря на улыбку, глаза у меня пустые. Правда всегда видна, скрыть ее полностью невозможно; я как никто другой знаю, каково это – пытаться заставить замолчать собственную кожу, кричащую о насилии.

Кладу журнал на ленту обложкой вниз и читаю заголовки совсем уж скандальных таблоидов. Почти все они пестрят именем Рори. Последний раз желтая пресса уделяла ему такое внимание сразу после смерти Мэгги Моретти. «Рори, раздавленный горем, ищет утешения в симпатичной незнакомке», – написано на одной из газет, и рядом красуется фотография Рори с какой-то женщиной, которую я никогда раньше не видела. С ужасом понимаю, что рано или поздно Рори найдет мне замену, и в ловушку, из которой я только что с таким трудом выбралась, попадет новая жертва.

– Как поживаете? – дежурно интересуется кассирша, пробивая мои покупки.

– Спасибо, прекрасно, – отвечаю я тихо, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания.

Когда она начинает складывать покупки в пакет, я задерживаю дыхание от волнения. К счастью, она засовывает журнал, даже не взглянув на него. Я напоминаю себе, что больше не имею ничего общего с той женщиной на обложке и что узнать меня в ней можно, лишь внимательно присмотревшись и сравнив, например, форму ушей и расположение веснушек. Теперь я больше похожа на Еву. Хожу в ее одежде. Ношу ее сумку. Живу в ее доме. А той женщины с пустыми глазами больше не существует.

Вернувшись домой, первым делом достаю журнал. С обложки на меня смотрят счастливые, улыбающиеся лица пассажиров, которым – увы! – не повезло так же, как и мне. На месте своей фотографии пытаюсь представить лицо Евы – таким, каким оно запечатлелось у меня в памяти: решительным, сильным, полным надежд. И лживым.

Катастрофе отведено два разворота. Первое, что бросается в глаза, – цветные фотографии с места крушения, хотя статья посвящена не техническим подробностям, а человеческим трагедиям. Среди жертв – молодожены, отправившиеся в свадебное путешествие; семья с тремя маленькими детьми, возвращавшаяся домой; двое учителей, летевших в долгожданный отпуск. И все эти прекрасные жизни оборвались в один момент после долгого и жуткого падения.

Заметку обо мне я приберегаю на десерт. Рори отправил им нашу свадебную фотографию, на которой мы стоим, глядя друг другу в глаза, на фоне сияющих огней.

«Среди погибших жена нью-йоркского мецената Рори Кука, сына покойного сенатора Марджори Кук, направлявшаяся в Пуэрто-Рико, чтобы от имени семейного фонда оказать помощь в ликвидации последствий страшного урагана. “Клэр освещала мою жизнь, – заявил мистер Кук. – Она была щедрой, доброй и веселой. С ней рядом я сам становился лучше; полюбив ее, я изменился навсегда”».

Как же слова могут расходиться с действительностью. Тот Рори, с которым я жила больше десяти лет, был совершенно другим, нежели этот глянцевый «мистер Кук». Вообще, публичный образ – удивительная штука. Кто мы? Те, кем сами себя считаем, или те, кого видят в нас окружающие? И способны ли окружающие разглядеть нашу истинную сущность за стеной лжи, которую мы строим вокруг себя? Проникновенные слова Рори рядом с нашей свадебной фотографией рисуют трогательную, идиллическую картинку… не имеющую никакого отношения к реальности. И тот, кто знает, на что смотреть, сразу распозна́ет ее лживость: слишком крепко придерживает меня Рори за локоть, слишком требовательно наклоняет голову, и слишком беспомощно я пытаюсь от него отстраниться.

Я прекрасно помню момент, когда была сделана фотография, – вовсе не из-за его романтического очарования, а из-за ссоры, предшествовавшей ему. Во время праздничного фуршета я подошла к Джиму, своему коллеге по аукционному дому «Кристис», чтобы немного поболтать. Он рассказал мне какую-то шутку, и я рассмеялась, положив руку ему на плечо. Неожиданно к нам подошел Рори и так взглянул на Джима, что тот мигом осекся.