Сабин Дюран - Что упало, то пропало

— Вы считаете, все так и было на самом деле? — спросила она.

— Я не знаю, — рассмеялась я. — Наверное, он взял чемодан и забрал свои вещи, потому что его половина шкафа опустела.

— Какой ужас, — сказала она, не меняя выражения лица.

Я опустила глаза в пол. Вдруг вспомнила, как мать стояла в гардеробной и безудержно плакала и причитала, как гремели пустые вешалки, когда она встряхивает их, и шок от того, что эта женщина, обычно такая сдержанная, не в силах успокоиться.

Я заговорила:

— В ту субботу мы с сестрой отправились на благотворительную ярмарку. Может, это было уже на следующий день после маминого срыва. Мы потратили все деньги, которые скопили, на мужскую одежду — вероятно, родственники продавали вещи умершего, — и заполнили шкаф, а потом показали маме. Она смеялась, целовала нас, потом мы пили чай с тортом, и все было забыто.

— Это очень мило и очень грустно. А что она сделала с вещами, которые вы принесли? Продала их на следующей распродаже?

Я всплеснула руками.

— Мы оставили их у себя, они так и висят.

— Верити, вы все эти годы храните вещи незнакомого умершего мужчины?

— Боюсь, что да.

— Верити!

— Эти вещи радовали маму, поднимали ей настроение. Грусть ушла.

— Вам следует избавиться от ненужных вещей в доме.

— Да. Да. — Я почувствовала волнение. — Я знаю.

Официантка принесла счет, а потом ушла за терминалом для оплаты картой. Пока ее не было, я хотела сменить тему, но Эйлса продолжала — она предположила, что мать никогда больше замуж не вышла. Я подтвердила, что так и было.

— А ваша сестра?

— Фейт? Встречалась с женатыми мужчинами, но своего не нашла.

— А вы?

— Нет. Даже не думала.

— Может, вы просто не встретили того самого…

Солнце переместилось, и теперь я оказалась в треугольнике света. Я сидела лицом к залу, у меня раскраснелись щеки, и я обмахивалась салфеткой. Попыталась рассмеяться, но что сказать, не знала. Должно быть, Эйлса поняла, что мне некомфортно, потому что нарушила тишину.

— Я сама все время выбирала не тех, — сказала она, наклонившись вперед, словно сообщала мне это по секрету. — Вероятно, к Тому это тоже относится.

Вернулась официантка, Эйлса вставила карту и ввела ПИН-код.

— Мне было тяжело в тот момент, когда мы с ним познакомились, — продолжала она, когда оплата была проведена. — Это был тяжелый период в моей жизни, одно навалилось, другое.

Она откинулась на спинку стула и рассказала, что их познакомила Далила, когда они с коллегами отправились пропустить по стаканчику после работы. Эйлса с Далилой работали в рекламной компании, Том занимался корпоративным правом. Они не сразу понравились друг другу. Он был и остается интеллектуальным снобом, и Эйлса, которая не училась в университете — «о чем он мне постоянно напоминает», — посчитала его ужасным. Но они пили сперва коктейли, потом шоты — и в результате провели ночь вместе. Обычно она так не поступала — «в смысле не ложилась в постель на первой встрече».

Как я уже говорила, у меня есть опыт общения с мужчинами, но, вероятно, в данном контексте его было недостаточно.

— Когда ты знаешь, ты просто знаешь, — многозначительно произнесла я, словно могла сказать такое про себя (а я не могла).

Эйлса вопросительно приподняла брови.

— Ну, если сперва у меня были какие-то сомнения, то после их уже не было, — заявила она.

Я рассмеялась.

— Ведь так? — спросила она, глядя прямо на меня и тоже смеясь.

— Но у вас же все удачно сложилось?

Вопрос был слишком личным — ведь она рассказала мне все эти интимные подробности только потому, что боялась обидеть меня. Но поздно: слова уже вылетели у меня изо рта.

— У нас бывают взлеты и падения. Он перегружен. Тяжело вести свой бизнес — это же постоянное давление. Он вложил в него большую часть своих денег. И хотя со стороны это кажется гламурным — выпивать со знаменитостями, но в реальности он постоянно бегает за клиентами, уговаривает их, обхаживает, развлекает. Он только что потерял крупного клиента [она назвала компанию, кажется, сотового оператора или продавца мобильных телефонов], и это его задело. Понимаете, это личное. — Она отодвинула чашку с блюдцем. — Дом обошелся нам дороже, чем мы ожидали, пришлось взять кратковременную ссуду. Все это очень напряженно.

— Я понимаю, новая работа может помочь.

Возможно, это прозвучало двусмысленно, и Эйлса нахмурилась.

— Что вы имеете в виду?

— Вчера вы говорили про собеседование. Как вы думаете, когда вам дадут ответ?

Она все еще выглядела смущенной.

— Вчера?

— Собеседование на работу. Вас еще попросили задержаться.

Мгновение она смотрела на меня в непонимании. Щеки раскраснелись. Она запустила пальцы в волосы и помассировала голову.

— Ах да. — Эйлса сделала глубокий вдох и опустила руку, похлопала себя по животу, словно сдерживая икоту, и покачала головой. — Понятия не имею. В смысле, это было просто знакомство, которое, может, ни к чему и не приведет. А если что-то получится, мне еще придется поговорить с Томом. Нам нужны деньги, но он довольно старомоден, и ему нравится, что я сижу дома. Может, вообще не буду рассказывать ему про поиски работы.

Тревожный звоночек — вероятно, я уже тогда почувствовала, что что-то не так, но не стала ничего комментировать. Мы обе принялись собирать вещи и поднялись со своих мест.

По пути к машине мы молчали. Думаю, нас обеих удивило, как много мы друг другу рассказали, как банальный поход в кафе привел к таким неожиданным откровениям. А вернувшись в реальность, мы вдруг почувствовали себя неловко. Я уже начала беспокоиться о работе — я должна сдавать по тридцать — тридцать пять подстатей в неделю (отдельных значений конкретного слова), а я уже отстала от графика. Когда мы ехали назад, Эйлса упомянула о каких-то бумагах, на которых требовалась подпись свидетеля, так что мы пошли к ней — я поставила свою подпись и указала адрес. Думаю, это имеет какое-то отношение к ипотеке. Мне и в голову не пришло, что речь шла о страховании жизни, да и если бы я это знала, для меня не было никакой разницы. Я помню, что мы немного поговорили о деньгах. Эйлса призналась, что не может обходиться без списков всех дел. Для этого у нее был отдельный блокнот — она показала мне последнюю заполненную в нем страницу, и мы посмеялись над стоящими рядом пунктами «Забрать вещи из химчистки» и «Составить завещание». Некоторое время мы еще обсуждали завещания и согласились, что и правда надо этим заняться. Так что да, думаю, именно тогда мысль о собственном завещании поселилась у меня в голове.

В статье, опубликованной в воскресном номере Observer, говорилось, что требуется восемьдесят часов общения для того, чтобы знакомство переросло в дружбу. В детали там не углублялись. Например, я не знаю, требуется ли беспрерывно говорить в течение часа или дружеское молчание тоже работает. А как насчет времени, проведенного в тюрьме? Когда люди вынужденно находятся в обществе друг друга долгое время. Это считается?