Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Когда я протянул Глэдис свое исчерканное заявление, она с отвращением поморщилась и вернула его мне.

— Вы не могли бы также вписать сюда ваше полное имя, адрес и номер телефона? Или это для вас слишком большое беспокойство?

Я заполнил пропущенные строки, она дождалась, пока доктор Дэвис закончит телефонный разговор, и сообщила ему, что с заявлением мы разобрались.

— Прошу, поставьте на него штамп «Принят», Глэдис, и давайте запишем нашего юношу на необходимые предметы. Сообщите преподавателям, что я буду признателен им, если они включат его в свои списки. И, Дэвид, загляните ко мне, прежде чем отсюда уйти.

Глэдис поправила на носу очки и, нахмурившись, поглядела на меня.

— Вы уже выбрали предметы, которые хотите изучать? Естественно, нет. Вы явились совершенно неподготовленным. И наверняка даже не читали ознакомительную брошюру, не правда ли?

— Нет, но я заплатил пошлину за обучение.

— Это единственное, что вы сделали правильно. Не будь у доктора Дэвиса такое большое сердце, вы сейчас стояли бы на улице и думали, как вообще попасть на учебу.

Она прищурилась на меня так, будто я — обычный мошенник, недостойный ее помощи, что, в целом, было чистой правдой. Сделав несколько телефонных звонков, Глэдис протянула мне мое расписание.

— Еще никто не заходил в эту приемную, даже не подав заявления на обучение, и не выходил отсюда с готовым расписанием занятий.

— Спасибо, — улыбнулся я в ответ. — Я сразу почувствовал себя здесь как дома.

Она отмахнулась, не оценив мой сарказм. Я сунул голову обратно в кабинет доктора Дэвиса, и он указал мне на стул перед своим столом.

— Итак, Дэвид, расскажите мне немного о себе.

Я посмотрел в его добродушное лицо. Что мне рассказать? Да и поверит ли он?

— Мой отец сидел в Сан-Квентине, — заявил я, и брови доктора Дэвиса взлетели вверх. Я поведал ему о Джордже и о том, как мы скрывались в индейской резервации.

— Никому нет дела до того, что ты натворил, если ты соглашаешься работать там. Потом наша мать сошла с ума — а может, она всегда была сумасшедшей. Отец потерял работу в страховой компании, мы разорились и бросили маму, а мне едва не отстрелил задницу пьяный старик-навахо.

Рассказывая, я загибал пальцы.

— Мы жили на чемоданах, и, кстати, восемнадцать мне исполняется только в воскресенье.

— Как же вы попали в школу Уолтера Джонсона?

— Вообще-то случайно. Отец собирался проработать в главном управлении БДИ в Вашингтоне всего полгода, и большую часть моей старшей школы мы кочевали между Форт-Дефайнс и Северной Каролиной, где у мачехи живут родители. Я пропустил почти год занятий. Благодаря моему тренеру, Чонси Форду, в школе Уолтера Джонсона мне все-таки выдали диплом. Но я ничего не сдавал. Без его помощи — и без вашей — я бы всю жизнь заливал бензин, подрабатывал кэдди или вкалывал на стройке. Вы дали мне шанс — спасибо вам!

— Я не уверен, что все правильно понял, но вы — желанный гость в моем офисе в любое время. Определенно вы знаете, как меня найти.

Он поднялся и, обойдя вокруг стола, снова пожал мне руку.

— Судя по тому, что я увидел и услышал, вы тут не пропадете. Добро пожаловать в Монтгомери-колледж, Дэвид Кроу.

В следующие два года я сменил несколько квартир и редко виделся с родными. Я много трудился, чтобы получать приличные оценки, и подрабатывал в гольф-клубе и других местах. Временами у меня оставалось не больше доллара на еду, я с трудом набирал денег на квартплату, а мой «Рамблер» ездил практически на святом духе.

К тому же зрение у меня продолжало ухудшаться. Окулист сказал, что единственный способ скорректировать мою сильную близорукость и астигматизм — заказать специальные очки «Цейсс» из Германии. Но каждое стекло стоило пятьсот долларов — неподъемная для меня сумма. Я попросил его сделать мне дешевые очки для чтения, а на людях обычно появлялся в контактных линзах. Очки оказались такие толстые, что я смотрел словно в телескоп, а контактные линзы натирали, как наждачная бумага. Глаза у меня болели с той минуты, как я просыпался, и до позднего вечера, когда я наконец засыпал.

Но все равно я благополучно сдавал экзамены, а благодаря подготовке тренера Форда сумел попасть в команду по бегу. На втором году обучения, весной, я получил степень бакалавра гуманитарных наук.

Я всегда знал, что поступить в Университет Мэриленда будет нелегко, но они отказали мне целых три раза. Разочарованный, я написал в Университет Северной Аризоны во Флагстаффе, примерно в двухстах милях от Форт-Дефайнс. Оттуда сообщили, что мои результаты позволяют мне записаться на отбор в университетскую команду по легкой атлетике, но мне придется платить повышенные пошлины за обучение вне своего штата, а также самому обеспечивать себе стол и кров. Они могли взять меня только с испытательным сроком. В сумме это выливалось примерно в те же деньги, что пара очков «Цейсс».

Вопрос был закрыт.

Как-то вечером я поехал в Университет Мэриленда, отыскал там тренера по бегу и передал ему рекомендательное письмо от Джима Дэвиса, моего тренера в Монтгомери-колледже. Мэрилендский тренер был впечатлен моими успехами и поговорил обо мне с деканом. Меня приняли на первый курс опять же с испытательным сроком и включили в команду.

Как бы тяжело мне ни было, я рассчитывал справиться.

Я устроился на вечернюю работу через Мэрилендский студенческий союз, а по ночам подрабатывал в «Севен-Элевен». По уик-эндам я таскал клюшки в гольф-клубе между собственными тренировками и соревнованиями. Жилья в кампусе на всех не хватало, и тренер пустил меня пожить бесплатно в раздевалке старого стадиона, вместе с еще несколькими борцами и бегунами. Там было холодно, темно и сыро, но у меня имелась хотя бы койка, чтобы спать.

Вскоре после начала второго года я вступил в братство Сигма-Ки и переселился в их общежитие — громадный трехэтажный особняк в колониальном стиле. Я сразу почувствовал родство с шестьюдесятью другими членами братства, которые стали для меня в каком-то смысле действительно братьями. В тот же день, как я переехал, Майк, мой сосед по комнате, невысокий худой парень и всеобщий любимец, спросил меня, не хочу ли я поработать в ресторане на мытье посуды.

— А кормить там будут? — спросил я.

Майк кивнул, и я приступил к работе в тот же вечер. Теперь я ел лучше, чем когда-либо в жизни.

Когда я позвонил отцу сказать, как здорово у меня все складывается, он ответил:

— Мне не понадобилось для этого учиться в университете. Тут нечем хвастаться, парень. Тебе все легко досталось. Ты только для этого позвонил?

С этими словами отец повесил трубку.

Сэм записался в армию в тот же день, как закончил старшую школу. Отец произнес перед ним ту же речь, что передо мной, — о том, как он в двенадцать лет остался один. Я отвез Сэма на автобусную станцию, и мы долго стояли обнявшись, не зная, когда увидимся в следующий раз. Он по-прежнему был бесстрашным и неугомонным. Глядя, как брат садится в автобус до Форт-Дикс, я гадал, как он приживется в войсках.