Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Новые члены Конгресса набирали себе персонал, и я пустился на поиски нового места. Перед очередным собеседованием я прочитывал все, что относилось к будущей работе. Раз за разом мне отказывали, но потом мне выпал шанс побеседовать с конгрессменом от штата Миссури, Томом Коулменом.

— Только начальник моего предвыборного штаба и моя жена знают обо мне столько, сколько вы, — сказал он. — Вы приняты.

Его предшественник погиб в авиакатастрофе тем летом, поэтому конгрессмен Коулмен занял должность сразу после выборов, а я приступил к работе у него в начале декабря. Мне предстояло отвечать на входящую почту — самая низкая должность в политике, — но надо было с чего-то начинать.

Отец позвонил мне сказать, что побеседовал с Монтойей.

— Я напомнил, что всегда был верен ему, трудился не покладая рук и вел его избирательную кампанию, — рассказывал он. — Теперь он должен отплатить мне услугой за услугу и устроить на хорошее место.

Здоровье бывшего сенатора стремительно ухудшалось — провал на выборах сильно сказался на нем. Он продержался на своей должности сорок лет, а теперь вдруг остался один, без поддержки, и стал объектом насмешек на Капитолийском холме.

— Терстон, я ничем не могу тебе помочь, — ответил Монтойя. — Я никому не могу помочь, даже самому себе. Если помнишь, я и так постарался ради тебя, когда ввел в состав комитета. Мы проиграли. Теперь выкручивайся сам.

Я услышал, как отец ударил кулаком по столу.

— Что за трусливый, увертливый подонок! — воскликнул он.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

— А что, по-твоему, я должен делать? Я собираюсь прикончить этого ублюдка, и ты мне в этом поможешь.

Он бросил трубку.

Мне немедленно вспомнилась Западная Виргиния, и я весь покрылся потом. Откинувшись на спинку стула, я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться. В таком состоянии отец был способен на что угодно. Но вряд ли ему удастся осуществить свой опасный замысел без сообщника и без алиби — в моем лице, — поэтому я решил ничего не предпринимать, если он сам не поднимет этот вопрос.

Как-то после обеда, несколько дней спустя, я вернулся на работу после короткой отлучки и услышал, что у меня звонит телефон.

— Где ты шлялся? — рявкнул отец. — Ты вообще бываешь на месте?

Проигнорировав его слова, я спросил:

— Что случилось?

— Встречаемся в субботу утром, в семь часов, возле кафе «Айхоп» на Ривердейл-роуд. Ты понял, о каком кафе речь?

— Да, — ответил я.

Отец снова бросил трубку.

Я застонал. Ясно, что речь пойдет о Монтойе.

Когда я явился в кафе, отец сидел в отдельной кабинке в дальнем конце и поедал омлет.

— Почему опаздываешь?

Он откусил огромный кусок тоста с джемом.

— Сейчас без четверти семь. Я на пятнадцать минут раньше.

— Слушай меня внимательно. Я собираюсь убить этого чертова мексиканского придурка. И ты мне поможешь.

Он ткнул в мою сторону вилкой.

— Ты не мог бы говорить потише?

Я обвел глазами ресторан. По счастью, рядом никого не было.

— Сенатор слишком занят, чтобы сделать ради меня пару звонков, но он не был так занят, когда придумывал свои схемы — как красть миллионы долларов и не платить с них налоги. Он получит по заслугам. Мы с тобой разделаемся с этим ублюдком.

— Отец, сенатор проиграл. Такое случается. Он не может тебе помочь, поэтому оставь его в покое.

— Тебя наняла партия, которая лишила меня работы. И теперь ты смотришь на отца сверху вниз и проповедуешь тут, как будто знаешь все на свете.

— Нет. И я не стану тебе помогать. Ни за что. Забудь об этом. Я говорил серьезно тогда, когда мы вернулись из Западной Виргинии.

— Да черт побери, я тебя даже не слушал! Мой план сработает, но ты должен принять в нем участие. Как делал всегда. Я позвоню сенатору и извинюсь за то, что накричал на него. Совру, что моя машина в мастерской, и попрошу заехать за мной. Никто не будет знать, что в тот день мы уехали вместе. Ты последуешь за нами на своей машине, так, чтобы он не заметил. Мы уедем за город, потолкуем и проясним все недомолвки. А потом я его убью и брошу в багажник его машины. Спрячем ее где-нибудь в лесу. Ты меня заберешь там, где я тебе скажу. Когда полиция найдет в багажнике труп, никто не будет знать, чьих это рук дело. Ты станешь моим алиби.

Я вытащил из кармана пару долларов и бросил их на стол.

— Я не собираюсь в этом участвовать. Мало того, я позвоню его жене и сообщу, что ты придумал. Если с ним что-нибудь случится, я пойду в полицию.

Я поднялся из-за стола и пошел к выходу.

— А ну, вернись, черт тебя подери! — выкрикнул отец мне вслед.

Прошла неделя или две, прежде чем он позвонил мне снова.

— Вечером нам надо встретиться, — сказал отец в трубку, — мне надо с кем-то поговорить, а ты — единственный, кому я могу доверять.

В один момент он мог обозвать меня предателем, а в следующий — объявить своим верным сторонником. Это был верный признак того, что ему от меня что-то нужно.

— Что случилось на этот раз? — спросил я. Он что, все-таки убил Монтойю?

— Много всего. Встречаемся в «Айхоп» в восемь часов.

Кафе было почти пустое. Отец сидел в той же кабинке и доедал свой ужин, когда я присоединился к нему. Он посмотрел на меня и натянуто улыбнулся.

— Что происходит? — спросил я.

— Вчера около пяти я завез Каролину в Монтгомери-Молл в Бетесде. Обещал вернуться за ней в семь. Прождал почти час на парковке, потом пошел искать по магазинам, но ее нигде не было.

Я немного расслабился — похоже, дело не в Монтойе. Однако все выглядело достаточно серьезно. Каролина никого не знала в Бетесде, да и во всем округе Колумбия тоже.

— В конце концов я бросил искать и поехал домой. Стоило мне открыть дверь, как позвонили из полицейского управления округа Монтгомери — сказали приезжать и забирать ее. Они пытались до меня дозвониться целый час. Каролину поймали на воровстве — она стащила украшений на пять тысяч долларов.

— Боже мой! И как все прошло в полиции?

— Нормально. Ничего особенного. Они согласились снять все обвинения, если она вернется в резервацию.

— Как ты думаешь, почему она так поступила?

— В последнее время она странно себя вела, наверное, скучала по дому. А я часто уезжал. Она сильно расстраивалась, когда я говорил по телефону и обсуждал свои дела. Наверное, подслушивала.

— Ты рад, что ей пришлось уехать?

— Пожалуй, — ответил он. — Я позвонил Моне и сказал, что переезжаю к ней в субботу.

Я охнул, представив себе этот разговор.

— И что она?

— Я сказал, что мы не будем вспоминать прошлые три года, что я буду приходить и уходить, когда мне вздумается, и что она должна быть готова к десяти утра и помочь мне разбирать вещи. Она согласилась.