Анне Ханкок - Питбуль

Она положила сумку в багажник одного из джипов, повернулась к дому и хлопнула в ладоши.

— Давайте, ребята, надо поторопиться, если мы хотим успеть. Игра начинается через полчаса!

Через открытую входную дверь послышались детские голоса, и на лестницу вышли два светловолосых мальчика-близнеца в футбольной форме, смеясь и толкая друг друга локтями.

Позади детей показался еще один человек, и Элоиза перестала дышать.

Его лицо теперь больше обращало на себя внимание, чем она помнила, линия подбородка стала более четкой. Волосы тоже выглядели по-другому. Когда он был моложе, они росли беспорядочно темными, непослушными вихрами. Теперь они были коротко, аккуратно подстрижены и почему-то придавали ему более приятный вид. Более взрослый.

Элоиза ошибалась.

Время ничего не изменило.

Ей не следовало приезжать.

Дети сели на заднее сиденье, а Томас Маллинг стоял на лестнице и махал им рукой, пока машина отъезжала от дома.

Когда она скрылась из виду, он повернулся, чтобы войти в дом, но в то же мгновение у Элоизы зазвонил телефон.

Она поспешила отклонить вызов, обернулась и посмотрела на дом.

Томас остановился. Он стоял на лестнице перед входной дверью и, прикрываясь рукой от солнца, смотрел в ее сторону.

Элоиза сползла ниже на сиденье и затаила дыхание.

Он меня видел?

Черт, что я здесь делаю?

Она осторожно вытянула шею и посмотрела в окно.

Взгляд Томаса по-прежнему был прикован к машине.

Десять ударов сердца.

Затем он направился к ней.

Элоиза ударила по газам и увидела, как он исчезает в облаке пыли позади машины.

Полевая дорога была пыльной и неровной, высокая слоновья трава вдоль колеи склонялась над следами колес и хлестала по машине. Элоиза ехала по корням деревьев и выбоинам на дороге, и на минуту ей показалось, что она случайно ввела в навигатор неверный адрес. Все происходило так быстро, когда она планировала свою поездку в начале дня. Через полчаса после того, как она приняла решение ехать, она уже сидела в такси по дороге в аэропорт Копенгагена, успев перед этим купить билет на самолет, зайти домой на улицу Олферта Фишера, собрать чемодан, забронировать машину и место для ночевки. Во время переезда ее не беспокоил тот факт, что дом, который она сняла, стоял так уединенно. Так далеко, в богом забытом месте.

По карте было видно, что до ближайшего соседа было километра полтора, а до чего-то, напоминавшего магазин, — вдвое больше. В Копенгагене у нее было все необходимое в радиусе ста метров, и она могла в любое время суток ощутить жизнь рядом с собой. Постоянное жужжание пылесосов, грохот стиральных машин. Ножки стульев, скрипящие по старым деревянным полам, детские голоса в ранние утренние часы и вой машин «Скорой помощи».

Эффект Доплера от пульсации большого города, восходящие и нисходящие тона.

Дорога, по которой она ехала, закончилась прямо перед домом. Элоиза выключила мотор и удивленно подняла брови.

За двести сорок крон в день на окраине Гростена сдавался дом, который с легкой натяжкой можно было сравнить с Эрмитажным замком, по крайней мере размерами. Дом Гердасминде выглядел пошарпанным. Старая розовая краска облупливалась со стен, красно-коричневая черепица беспорядочно покрывала крышу. Но дом был прекрасно вписан в поляну, окруженную большими буками и плакучими ивами, которые, казалось, росли здесь уже несколько столетий, хотя остальная растительность на участке была молодой и хаотично пестрела тысячами оттенков зеленого.

Элоиза нашла ключ под верхним бревном в поленнице на заднем дворе, как и было уговорено, отперла дом и осмотрелась.

Во всех комнатах стоял слабый сладковатый запах разложения, и, хотя большой дом был полностью меблирован, все в нем выглядело заброшенным. Забытым. Белые простыни покрывали мебель в гостиной, а фитили свечей на обеденном столе были вдавлены в затвердевший воск, как будто кто-то торопливо сердито тушил пламя пальцами.

Элоиза открыла двойные двери в пышный сад и впустила солнце в дом, а сама стала ходить по дому и снимать простыни с мебели, так что пыль кружилась в золотистом свете. Она села в дверях и принялась за бутерброд из «Pret-a-Manger», разбирая новые письма от Мунка и все, что смогла сама найти в печати о деле Мии Сарк.

Информации было не так уж много. Интерес СМИ, очевидно, угас в 1998 году вместе с расследованием этого дела. Элоиза не находила новых данных в статьях, которые ей удалось найти, и имя Тома Мазорека не встречалось ни в одном упоминании об этих событиях, кроме того единственного, которое она нашла в «Инфомедиа». Были только пересказы одной и той же истории. Никаких новых следов, ничего нового под солнцем.

Элоиза снова попыталась связаться с Шефером, и он снял трубку после третьего гудка.

— Привет, — улыбнулась она. — Я не мешаю?

— Немного. Что такое?

Элоиза почувствовала в его голосе резкость, которой раньше не было.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Я занят. Чем я могу тебе помочь?

— Если у тебя сейчас нет времени, мы можем созвониться позже, — сказала Элоиза и сделала паузу, чтобы дать ему возможность закончить разговор. Она услышала звон столовых приборов и стаканов, гул голосов на заднем плане и посмотрела на свои наручные часы. Время близилось к 13.30. Когда Шефер ничего не ответил, она продолжила:

— Я просто хотела сказать тебе, что я сейчас в Южной Ютландии, хочу выяснить, может ли этот парень, твой приятель Зельнер, помочь мне…

— Ты уехала в Южную Ютландию?

— Нет, я улетела самолетом, но да, я здесь, чтобы узнать побольше об этом Мазореке, а теперь я наткнулась на кое-что еще: дело 1997 года, по мнению полиции связанное с торговлей людьми. Там была молодая девушка, которую, возможно, похитили и вывезли из страны на грузовике. Больше ее не видели, и дело кануло в Лету.

— И что?

— Я думаю, эти два дела каким-то образом связаны.

— Какие два дела?

— Смерть Тома Мазорека и исчезновение Мии Сарк, и я думаю, Фишхоф что-то знает об этом. Он заплакал, когда я упомянула имя этой девушки. Он знал ее имя, да и следователь, с которым я разговаривала сегодня днем, тоже оставил у меня впечатление, что здесь есть какая-то связь.

— Мия Сарк?

— Да, так ее зовут, — сказала Элоиза, — ту, которая исчезла. Я спрашивала о ней сегодня, когда была в полицейском участке в Сеннерборге. Расследование было просто-напросто остановлено всего через четырнадцать месяцев.

Шефер ничего не ответил.

— Через четырнадцать месяцев! — повторила Элоиза, словно это должно было вызвать гораздо более эмоциональную реакцию. — Ну правда же, для такого дела это неслыханно быстро?

Шефер неопределенно заворчал:

— Об этом нельзя судить так категорично. Это зависит от многих обстоятельств.