Влад Костромин - Лаптепанк

– Треба неупокоенному покойнику еды принести, вроде как поминки по нему справить. Вы на стол положите, скажите, что от меня, и на ночь оставьте. Он разберется.

– До того как повесился, дядя Вася кем был? – решил на всякий случай выяснить я.

– Он раньше в городе был начальником. А потом тут дом построил, хотя ему советовали не строить тут.

– Почему?

– Потому, что на пожарище плохо строить. Тут лет десять назад дом директора сгорел. Ну и в целом место нечистое.

– Почему? – спросил Федя.

– Тут раньше жили, Романины. Батя, Виктор Владимирович, директором был, а Вася и Димка – дети. Батя умом тронулся и тетю Таню зарезал с Димкой, а Вася Виктора Владимировича застрелил. У них ружье было.

– Посадили его? – спросил я.

– Нет, он застрелился сам потом, – местный закусил губу.

– Зачем? – попятился Федя.

– Он тоже с ума сошел, когда увидел, что батя тронулся. А потом другая семья, другого директора. Они все и сгорели.

– А дядя Вася тут при чем?

– Вроде как он дальний родственник им был и все унаследовал. Сгорел только дом, а все постройки остались нетронутыми. Не знаю точно, короче, но дом он точно такой же построил, как у Романиных был, и жил в нем три года. А потом, ну… – махнул рукой, – вы знаете. Вы это, только не забудьте сказать, что это от меня, а то мало ли…

– Не забудем, – обнадежил странного паренька Федя. – Не переживай.

– Я просто удавленников боюсь, – Пашка шмыгнул носом. – Меня ими еще в детстве бабушка Дуня пугала. Мертвецами этими заложными…

– В смысле? – не понял я.

– Мертвяки такие заложные. Ну, в лесу там заблудившиеся или родителями проклятые или те, кого черти украли или кто некрещеным помер. Или вот еще бывает, что маленького мамка во сне случайно задавит. Вот они все после смерти и живут с чертями вместе, служат им.

– Это где они живут? – уточнил я.

– Под землей, в пещерах, или в стоячей воде: омутах, бучилах, прудах, озерах – если вода застоится. Еще в болотах, оврагах, трясинах, глубоких логах, в чащобах и буреломах.

– А бучило – это что такое?

– Это когда луг весной заливает в пойме, а потом вода уходит, а в глубоких ямах остается. Вот это бучило и есть.

– А как они чертям служат? – продолжал я расспросы.

– В основном, черти на них ездят, как пастухи на лошадях, потому что заложные после смерти бегают очень быстро, бывает быстрее даже чем машина. Но бывает, что и пакостят живым, особенно родным и знакомым, по указке чертей. А еще бывает, что клады охраняют. Но… но у нас нет в округе кладов. Но… Семик сегодня. Вы осторожнее.

– Чего? – не понял Федя. – Что сегодня?

– Семик, Зеленый четверг. Он еще и с Русальной пасхой совпал в этот год.

– И что? – спросил я.

– Русалки могут напасть.

– Чего?! – Федя от удивления выпучил глаза. – Какие к черту русалки?

– Видимо местный обычай, – вслух рассуждал я. – Традиционный обряд какой-нибудь.

– Это если женщины заложные, то становятся русалками. Сверху они как люди, снизу – рыбы. Бегают по лесу голые, еще и на ветках деревьев сидят и качаются, особенно березовых. Еще, когда рожь цветет, они по ней гуляют большими шайками, смотрят, чтобы никто колосья не ломал. Они могут в лесу поймать на Русальную неделю и, если кто сдуру к ним подойдет и попадется, до смерти защекотать.

– А в саду могут? – спросил Федя.

– В таком как ваш, – Пашка оглянулся, – могут… И кого защекочут до смерти, тот сам станет русалкой.

– Как я могу стать русалкой? – нахмурился Федя. – Я же мужчина.

– Станешь водяным, – не растерялся Пашка. – А вот из потерчат другие русалки выходят: мавки или еще навки их называют. Но это совсем другое дело…

– Почему так? – спросил я.

– Они когда маленькие, то кричат мау, вроде как кошки, – поправил на переносице очки. – А ночью кричат: гу! гу! Сзади, на спине, у них кожи нет и будто прозрачные они: уся нутрянка видна.

– Если русалки снизу как рыбы, то как же они по лесу ходят? – спросил я, вспомнив сказку Андерсона.

– На Русальную неделю у них ноги делаются, – серьезно объяснил Пашка, – и они сигают, как лоси. А еще хвост не у всяких русалок бывает, а в основном у фараонок, что из преследователей Моисея сделались, в Червном море утонув. Они в хорошую погоду выскакивают из реки и кричат: «Царь Фараон в воде утонул». По осени фараонки в лягушек оборачиваются, поэтому лягушек бить нельзя. А у обычных русалок чаще ноги, как ноги, вполне человеческие. От них надо с собой полынь и любисток 18 18 Люби́сто́к (лат. Levisticum) – многолетнее травянистое растение; монотипный род семейства Зонтичные. Единственный вид – Любисток лека́рственный (лат. Levisticum officinále). Растение имеет много народных названий. Большинство из них связаны со словом «любовь»: зоря, любим, либистик, любовное зелье, приворотное зелье, любчик, любим-трава, любец. https://ru.wikipedia.org/wiki/Любисток носить.

– Зачем?

– Она у тебя спросит: «Полынь или петрушка?». Если ответишь «полынь», то будешь живой.

– А если «петрушка»? – уточнил Федя.

– То хана тебе, налетят всем скопом и защекочут насмерть! Тут уж утекай со всех ног! Еще хорошо водку на полыни настоять и пить по утрам натощак грамм по пятьдесят.

– А что такое Русальная неделя?

– Это когда у русалок Пасха. А мавки могут и голову отрезать. Еще могут глаза тебе назад переставить и голову перевернуть.

– Это как?

– Вот так, – Пашка надулся и страшно выпучил глаза, – только в обратку. Если вы мне не верите, то я так скажу: у бабки Храмченковой в прошлом году гуси остались на озере ночевать на плаву. Так русалки им так крыло на крыло завернули, что те сами крылья не могли расправить. Про то все в округе знают и любой вам подтвердит, кого не спроси.

– Спросим, – с непонятной интонацией пообещал Федя. – Будь спокоен.

– А я и так спокоен. И вот еще что… Родителям не говорите, могут не разрешить.

Мы с братом посмотрели на дом.

– Не волнуйся, – тихо сказал Федя, – разрешат.

– А хомут тебе зачем? – спросил я.

– От огненной, – непонятно ответил Пашка.

– Что такое огненная? – не понял я.

– Огненная – это лихорадка, когда человек горит весь от огня внутреннего, вот и прозвали огненной.

Мы с братом переглянулись.

– Лихорадка лошадей боится, – видя наше недоумение, начал объяснять Пашка.

– Так это же хомут, а не лошадь, – уличил Федя.

– Все конские принадлежности к коню приравниваются. Как больной лихорадкой лошадь или хомут увидит, так его сразу начинает корчить и ломать.

– Мы здоровы, – нахмурился Федя.

– Вижу, – серьезно кивнул Пашка. – Но профилактика еще никому не повредила. Мою тетку, Лену, как позапрошлый год лихорадка прихватила, так ей конскую голову клали под подушку и за три дня все как рукой сняло. С тех пор не болеет.