Роман Малич - Среди пустоты снов

Подойдя поближе, Зед стал рассыпать по пляжу порошок, находясь от слизней так близко, насколько это было возможно, чтобы их не потревожить.

Но слизняки категорически отказывались уходить, как будто бы и не замечали Зеда:

– Ну же, слизни, уходите! Проваливайте! – пытался убедить слизней Зед. – Я не хочу вам навредить.

– Боль. Тоска. – отвечали слизни безразличным печальным голосом низкого тембра.

– Ну как хотите.

Настырный воин достал стальной меч и разрубил одного слизня. Другие это заприметив, мигом разбушевались и сразу же стали приближаться к охотнику. Один слизень прыгнул крайне яростно на Зеда, но поплатился за свою надменную дерзость жизнью – он пронырливо рассек его пополам мечом прямо в полете. Некоторые слизни плевались в авантюриста на расстоянии, как бы демонстративно выражая свое недовольство, другие же попросту прыгали на него. На этом их боевой арсенал заканчивался. Зед ловко уворачиваясь от атак и орудуя мечом в движении, быстро нейтрализовал всех враждебно настроенных слизней.

И хотя юноша увернулся почти от всех атак проворных сквивардов, слизь на его одежду все же попала, оставив характерный для слизняков неприятный запах. Теперь у Зеда возникло непреодолимое желание принять ванну.

Молодой охотник принимал благолепный душ в банном ответвлении своей личной, выделенной для него по служебному статусу, комнатушки в замке Неро, намылившись как следует от души, и невнятно напевая песнь о вере в жизнь после таинств любви. В помещение беспечно вошла без стука Элеонора, чтобы расспросить его о планах на будущее и покичиться своими новомодными заклёпками в ушах, и мигом очутилась возле приоткрытой двери ванной комнаты. Резко обернувшийся на звонкий голос Зед ни с того ни с сего поскользнулся на мыле, после чего резво устремившись к изысканной орнаментной плитке, безвозмездно отдался ей, знатно треснувшись и распластавшись по всей ее твердой, приветливой, ласковой поверхности, при этом сверкнув за полупрозрачной занавеской своими самыми пикантными, сокровенными частями.

– Ой, я, наверное, не вовремя зашла, – кротко прошептала шальная особа, испытав смущенный шок и трепет.

– Да что ж за год сегодня такой! Муриру сучий кот его дери! – провопил бесшабашный Зед, превознося бредоподобный лепет.

Приняв ванну в замке и залатав свои раны сердечные, Зед отправился за наградой к рыбаку. Получив обещанную награду в тридцать золотых монет и слова благодарности от рыбака, перспективный охотник решил зайти к подруге Элеоноре и проверить как она там. Придя в гостиницу, юноша спросил у консьержа, где остановилась девушка с красными волосами, объяснив ему, что она его знакомая, на что консьерж любезно согласился назвать ему номер комнаты.

Зед отправился искать комнату Элеоноры, и найдя ее, постучал в дверь. За дверью послышался тихий, но настойчивый голос Элеоноры – «Войдите!» Зед открыл дверь и вошел в комнату. Элеонора отрешённо сидела на кровати и ничего не делала.

– Что делаешь? – спросил Зед.

– Думаю, – ответила Элеонора.

– О чем?

– О жизни.

– И часто ты о ней думаешь?

– Часто. Вот, например, сижу я и думаю: жизнь – это… И так я долго могу думать… Мне не нравится о ней думать, но я все равно продолжаю это делать… Очень много раз я себе задавала вопрос – для чего родилась на свет, взрослела, росла? Но ответ на него я не находила, сколько бы не искала, так было ровно до той поры, пока однажды я не повстречала одного мудрого монаха, пожившего не один десяток лет на земле, и на момент нашей судьбоносной встречи сосредоточенно медитировавшего в углу возле античной иконы в тишине в храме на юге Земфониуме – многое он повидал на своем веку – зачерпнув из пиала губами душистый зелёный чай, пристально посмотрев на меня, он сказал мне с суровым глубокомысленным видом: «В этом мире ты для себя ничего не жди». И тогда я подумала, возможно, он действительно прав? Может быть, жизнь дана нам вовсе не для того, чтобы мы все время наслаждались ею, веселились каждую минуту, и из раза в раз искали для себя новые развлечения, возможно, мы должны сделать что-то полезное и значимое и для других людей? Но будет ли одно доброе дело иметь вес в мире, где зло почти всегда побеждает? В конечном итоге, мы не больше, чем крохотные песчинки в нескончаемом потоке пустыни, извечно омываемой всесторонними ветрами.

Пока Зед слушал увлекательный рассказ о времяпрепровождении Элеоноры, он успел рассмотреть комнату в деталях, и обнаружил в правом углу: мольберт, полотно и масляные краски.

– Это твое? – неожиданно спросил Зед, подходя ближе к мольберту.

– Нет. Когда заселилась сюда, это здесь уже было. Я рисовать не умею, от слова совсем. Странно, да? За сто лет жизни могла бы и научиться, скажешь ты, с полным основанием упрекнув меня, и будешь совершенно прав, но все как-то не до этого мне было. С чайной плантацией, завещанной мне моими достопочтенными родственниками, пришлось повозиться немало, хлопот было хоть отбавляй. Я ведь в этом ничего раньше и не смыслила, довелось разбираться во всех тонкостях аграрного дела с самых азов, дабы весь урожай не канул в небытие в сезон проливных дождей. Благо мой троюродный дядя Абдульхаким помог мне постигнуть все особенности этого нелегкого дела и со временем работа на плантации стала приносить мне умиротворяющую усладу, а управленческие обязательства не обременили и даже пришлись по душе.

– Я думал работа на плантации – это удел низших слоев общества и малообеспеченной части населения. А ты вроде рассказывала раньше, что твоя семья никогда не страдала от нехватки финансовых ресурсов и даже числилась наряду высокопоставленных аристократов и приближенных к королевскому двору.

– Любой труд облагораживает. Хоть на то время особой надобности в непосредственном моем участии в сборе урожая и посевов земли и не было, но я все же решила, что участие в работе поможет мне получше понять структуру деятельности предприятия изнутри и наделит меня полезными знаниями при рассмотрении резюме наемных работников в дальнейшем. К тому же я никогда не избегала пыльной и трудной на первый взгляд работы, требующей физической выносливости.

– Молодец. Искренне хвалю за отвагу и упорство. К слову, чего я о красках и мольберте то спросил. А может быть ты захочешь, чтобы я твой портрет написал? Вот прямо здесь и сейчас, делать то все равно особо нечего, а мне уж больно любопытно, не утратил ли я часом навык свой в этом деле благочестивом и созидательном.

– А ты умеешь? – с нескрываемым интересом спросила Элеонора.

– Немного, – ответил Зед.

– Ну, давай.

Зед поставил полотно на мольберт и разбавил краски холодной водой из-под крана. Увидев на стене шубу белого волка, изощренный эстет предложил, чтобы она надела ее на плечи. Элеонора согласилась. Затем юноша заметил на столе серебряный кубок, и велел девушке взять его в руки, опять же настаивая на том, что так будет более эстетично. Элеонора была не против.