Любовь Паршина - Сломанный крест. История чёрного серебра

Но он просто велел принести ему кофе, подлил туда коньяку, а на вопросы, что происходит в аварийной щитовой и «кто эти люди?», отвечал, что «сам вызвал ремонтную бригаду для замены проводки на участке». И очень-очень надеялся, что члены «ремонтной бригады» простят ему, как и обещали, некоторые былые грехи. Также он старался не думать о том, что еще пара автобусов с «ремонтными бригадами» быстрого реагирования наверняка ждут где-то за углом на случай, если «ремонт» не удастся провести по-тихому.

Аварийная щитовая состояла из двух маленьких, тесных комнат с очень тусклым светом. Людей набралось немного – кроме Кречетова, Савина и Мити, только Майор Климов и старший лейтенант Резникова. Причем Савину и Резниковой предстояло работать «в зале». Савина решено было посадить за столик, заказанный Федькой, а Резникову – подослать к Игошину и Ларсену под видом девушки от заведения, чтобы она в нужный момент увела из зала хотя бы одного из них – желательно, Ларсена.

Кречетов про себя невольно отметил, что старший лейтенант на редкость хороша и ничто в ее внешнем виде не должно вызвать подозрений: охрана примет ее за девочку одного из гостей, гости – за работницу заведения.

Наконец, закончил наводить марафет Савин.

– Андрей Павлович, ну как?

Спустился он в подвал, как и все, в рабочем комбинезоне, а теперь надел дорогой костюм, пару перстней, зализал волосы. Лицо он старался сделать непроницаемым, потому как (это Кречетов видел и понимал) чувствовал себя в такой лощеной шкуре отвратительно.

– Хорошо выглядишь. Камеру с микрофоном повесили?

– А как же!

– Молодцы. Кстати говоря… – Кречетов взглянул на часы. – Пока есть время, пусть наш Фёдор спустится к нам. На него тоже аппаратуру повесим.

Чтобы позвонить, Кречетов отошел к двери – только там брал сеть мобильный – и набрал Федьку.

– Алло, Федя. Спустись к нам в щитовую. По делу.

Ответом ему была тишина – слишком долгая, чтобы оказаться случайной. Затем вызов завершился.

– Ну что? – спросил Савин, когда Кречетов вернулся к собранному наспех пункту наблюдения с тремя мониторами.

– Сейчас будет. Удалось подключиться к камерам наблюдения?

– Конечно, Андрей Павлович, – сообщил Митя. – Всё видим, всё пишем.

– Федя спустится – повесишь на него камеру.

– Есть!

Тут Кречетов заметил, что Климов украдкой, будто между делом покосился на них – как-то слишком внимательно, цепко, осмысленно.

Вскоре действительно явился Фёдор.

Из одежды на нем были кожаные штаны, черные рожки и крылья из черных перьев. Причем штаны были с разрезами по бокам снизу доверху, стянутыми тонкими шелковыми шнурами. Пожалуй, надень он одни трусы, это выглядело бы честнее и целомудреннее. На волосах был лак, на глазах – иссиня-черный карандаш.

– Как я вам? – мурлыкнул Федя и повернулся кругом.

– Класс, Федя, – кивнул Кречетов. – Еще бы хвост и нимб.

– Андрей Павлович, – жалобно простонал Митя, пытающийся подступиться к Феде, но словно бы натыкающийся на меловой круг. – А куда же камеру? Даже ремня нету…

– Ёлки-палки, – вырвалось у Кречетова. Федька только вздохнул, с любовью оглядывая самого себя.

– Может, тогда обойдемся без его камеры? – предположил Савин. – В зале будем я и Резникова…

– Нет, так не годится. Мне нужны все. Ты через сколько пойдешь на сцену?

– Через полчаса.

– Ясно… – протянул Кречетов, соображая, как лучше быть. Он окинул Федьку внимательным взглядом, невольно задержавшись на ребрах – виден ли шрам? Нет, не виден. – Сделаем вот как. Митя, давай бегом в ближайший зоомагазин – купи ему ошейник. Кожаный с шипами, как на добермана…

Митя, получив деньги, убежал, Федя ушел ждать в соседнюю комнату – бетонную коробку с огоньками на стенах. Климов проводил его крайне недовольным взглядом.

– Только ведь курить бросил…

Кречетов сделал вид, что не слышал.

– Связь с оперативной группой есть?

– Да, ждут нашего сигнала.

– Надеюсь, не понадобится. Савин, иди в зал, садись за свой столик. Судя по картинке, народ уже собирается.

– Вас понял, – Савин кивнул и, мельком оглянувшись на замерший во мраке крылатый силуэт, вышел.

– А я? – решилась спросить Резникова.

– А вы пойдете позже в разгар вечера. Чтобы не вызывать подозрений и вопросов у охраны.

Кречетов дождался, пока Савин появится на камерах охраны, оглядел остальные два монитора, вздохнул и вышел в соседнее помещение.

Там электричество гудело в проводах, в стенах и, казалось, в самом воздухе. Федька стоял, глядя на мерцающие огоньки различных датчиков. Их отблески отражались в его глазах и рожках. Крылья же в этой темноте могли бы и вовсе показаться настоящими, если бы не широкие резинки, перетянувшие крепкие Федькины плечи.

– Я когда смотрю на какую-то незнакомую технику, всегда пытаюсь понять, как она работает, – признался он.

– И как сейчас – выходит?

– Нет. Слишком мудрено.

– А человека понять еще труднее, – Кречетов прислушался: Климов с Резниковой за стеной тоже о чем-то негромко переговаривались. – Ты раньше пересекался с майором Климовым?

– Он тогда был капитаном. Встретились разок на одном задании.

– Он тебя запомнил, похоже.

– Ну, сегодня совсем накрепко запомнит.

– Федь, ты, пожалуйста, не переигрывай.

– Да я же вам говорил, что роль у меня на три минуты…

– Я не про шоу.

Федька улыбнулся, лукаво закусив губу.

– Весь мир – театр. Ладно-ладно, Андрей Павлович, не тревожьтесь. Постараюсь держаться в рамках образа.

– Не холодно босиком?

– Я не мерзну. Могу в таком виде по двадцатиградусному морозу идти несколько километров. Даже когда рухну, не умру – надо будет аккуратно разморозить. Крот ведь об этом писал в первом разделе. А вы так и не выучили наизусть?

– Времени, Федя, нет, чтоб зубрить, – вздохнул Кречетов. На самом деле, первый раздел он помнил достаточно хорошо, но одно дело – читать, что «объект переносит низкие температуры» и совсем другое – видеть, как Федька стоит босой на бетонном полу: – Почему тебе перестали доверять именно в семидесятые? Почему не раньше? Ты ведь до этого работал на царскую разведку…

Федька подступил ближе и заговорил тихо:

– Я ни на кого раньше не работал, Андрей Палыч. Я играл. Вблизи престола всегда интересно, всегда на кураже.

– Но ведь однажды престола не стало.

– Да. Мне как раз тогда Романовы окончательно оскомину набили. Ну-ну! Не смотрите так! Рога у меня игрушечные. Я просто принял ту сторону, которая мне больше нравилась. Мое вмешательство ничего не изменило. Только, может быть, спасло несколько жизней красноармейцев. Но в семидесятые, после всех войн, холодных и горячих, в затишье, в безвременье, кто-то задумался – кто-то испугался – что я действительно могу изменить судьбу государства. Мне не везло в семидесятые…