Алёна Половнева - Мегеры

Офелия кивнула, а Демид упрямо сжал челюсти. Узнать что-то пикантное и никому не рассказать?! То еще будет испытание для силы воли!

– Хорошо, – нехотя согласился он. Любопытство пересилило.

Саша пристроилась на высокий табурет, вжала голову в плечи и обхватила чашку руками, словно пыталась согреться. Она заговорила тихо, глядя прямо перед собой. Так она начинала монологи в спектаклях Виолетты, и весь зал, завороженный, постепенно принимался раскачиваться в такт словам рассказчицы. И действительно, через несколько мгновений Демид и Феся обратились в слух.

– Когда мой отец продал меня вместе с отелем, Демид на радостях закатил вечеринку. По моему, вернее, уже не по моему отелю шатались какие-то люди, что-то пили, а напившись, что-то били. Я сидела на стуле, вот здесь, на высоком вертящемся барном табурете, и старалась ни на кого не смотреть. Вокруг меня сновали незнакомцы – откуда их столько взялось в Мегерах? – никто меня не замечал.

Он тоже был новичком здесь, Брокки тогда только переехали. Я никогда его не видела, он меня тоже. Он сказал: «Привет», я обернулась. Он улыбался, но лишь мгновение. Улыбка сползла с его лица, сменившись… ошеломлением. Или узнаванием. Обалдением. Уверена, у меня было такое же лицо. Как будто мы искали друг друга четверть века и наконец нашли! Все вокруг взорвалось, провалилось и исчезло, и остались только мы. Он сказал: «Я знаю, что тебе негде жить. Переезжай ко мне». Я молча встала, упаковала в рюкзак свои трусики и ушла с ним.

Я сейчас вспоминаю и ужасаюсь себе. Уехала ночью неведомо куда с незнакомым мужиком, никому ничего не сказав, кошмар! Но если честно, мне даже некого было предупредить…

Он уже в машине стал меня целовать. Даже не отъехав от отеля! Вокруг сновали какие-то люди, возможно, даже заглядывали в окна – нам было всё равно! Если честно, я сейчас с трудом вспоминаю… Я была будто пьяная…

У него в квартире мы продолжили, даже не добравшись до кровати. Остаток ночи валялись на полу в кухне – она там огромная, как аэропорт, хотя дома он никогда не готовил – курили, пили что-то легкое алкогольное и молчали.

Как меня зовут, он спросил только наутро. Вышел из спальни, а я – голая, сижу на стремянке – у него книжные шкафы от пола до потолка – и листаю книжки по медицине.

– Выходи за меня замуж! – вдруг сказал он.

И это прозвучало как-то… честно. Искренне, но очень глупо. Наивно и несерьезно, будто в шутку. Я потому и хохотала все время, думая, что это ненадолго. Максимум – неделя, и я снова пойду восвояси, свободная и прекрасная, искать лучшей доли.

Но не тут-то было! Он взял отпуск, передал всех больных другим врачам, сделал все плановые операции, отдежурил впрок. И не выпускал меня из постели целый месяц.

Когда этот медовый месяц кончился, я сказала, что люблю его. Он обрадовался, целый день носил меня на руках и постоянно целовал.

Я была влюблена по уши. Впервые в жизни меня аж тошнило от восторга! Мы целыми днями целовались, занимались любовью, ели какую-то дрянь – чаще всего дешевую и невкусную пиццу из «Самоварни», которую привозили быстрее всего остального – обнимались, клялись друг другу в любви.

И говорили, говорили, говорили. Не о себе, скорее, сравнивали свои впечатления от мира. Мне до ужаса хотелось залезть к нему в голову, узнать, что он прячет под образом романтического героя, серьезного дядьки-хирурга, каким его знали и любили все вокруг. Я едва терпела, чтобы не вскрыть его череп ножовкой. Узнать, на что он мастурбирует, что говорит на исповеди и что ему являлось во время грибного трипа.

Я ведь толком-то и не знала, кто он такой. Ни о деньгах, ни о семье, ни о положении в обществе. По квартире, конечно, просторной и со вкусом обставленной, догадалась, что он не последний хрен без соли, но он не хвастался. О родителях и вовсе молчал. Я о своих тоже помалкивала. Мне хвастаться точно нечем: я же Бабуинья внучка, дочка Грязной Агнесс, наследница идеи, так сказать. Бродяжка. К тому же он – чужой, пришлый, его дом не горел стараниями моих родственников, его отец не бросал семью ради Агнесс! Он тоже обо мне ничего не знал, поэтому так легко было представить себя нормальным человеком! Я поддалась искушению. Сказала, что мать умерла, отец вечно пропадает на Материке, влипая в неприятности. Придумала, что я сама не прочь бы учиться в университете и изучать что-то совсем непригодное для жизни. Например, историю искусств.

Единственное, что я про него поняла – он привык обходиться малым, как и я. Только это малое у каждого из нас было свое. Мое малое – это один рюкзачок, две копейки денег и коронное блюдо нищебродов – запеченная картофельная кожура с дешевым сыром. Его малое – это увлекательная работа, роскошная квартира и непрерывное внимание женщин.

Очень красивых женщин. Потрясающих женщин. Их была тьма. Не местных, конечно, не мегер, хотя и эти пали, сраженные его чарами. Женщины осаждали его инстаграм, обрывали его телефон, разыскивали его квартиру и предлагали себя. Он лишь отшучивался, что, мол, так бегают, так бегают, что аж вся спина в засосах!

Сначала я кайфовала от завистливых взглядов, которые его поклонницы на меня бросали. Мы ездили на Материк, проводили выходные в клубах, на выставках, в кинотеатрах, в маленьких кофейнях – и везде были они, эти взгляды! Незнакомые женщины любовались им, как и я, а меня ненавидели всей душой!

И все было чудесно, пока мы праздно шатались по жизни. Он говорил, что не отдаст меня никому и никуда от себя не отпустит.

Моя любовь к тому моменту граничила с безумием. Я думала только о нем, не могла долго обойтись без его объятий. Но я хотела не дежурных обнимашек, не простого телесного контакта. Я хотела, чтобы он все время был так же безумен, как я! Чтобы напрыгивал с поцелуями, утыкался мне в шею и чтоб и правда не отпускал от себя ни на шаг!

Но тут-то и оказалось, что у него гигантские амбиции и полно ресурсов для их воплощения. Что он – врач, хирург, даже не так – Хирург с большой буквы. Что его профессия – это призвание, дело жизни, что он постоянно пропадает в больнице, а в свободное время постоянно что-то читает и изучает. Пока мы были увлечены только друг другом, а «ЙоБ» достраивался, я даже не задумывалась ни о чем. Но работы у него становилось все больше и больше, а для меня времени оставалось все меньше и меньше.

Одиночество было невыносимо! Меня просто разрывало от тоски! Я стала ревновать и скандалить. Я орала, истерила, проклинала его за вечное отсутствие, за то, что он фактически бросил меня.

Он терпел, говорил, что любит, и ночью в постели мы обязательно мирились.