Алёна Половнева - Мегеры

– Спорю, опасался, что за тобой приедет какой-нибудь ревнивец и вырвет ему кадык! – засмеялся Демид. – Кстати, может, и приедет…

Демид глянул на нее искоса. Саша молчала. Она не собиралась больше говорить о Брокке.

– Я знал, что вместе с тобой в этот город вернется жизнь! – ликовал Демид. – Хорошо заплатили?

– Пока ничего, завтраками кормят, – скривилась Саша, – вот-вот переведем и так далее… Чем быстрее продадут, тем быстрее я получу деньги. Обещал двенадцать пятьсот.

– Неплохо, – оценил Демид.

Пока он активно печатал, не переставая сиять, Саша разглядывала швы на его плече, наложенные на подживающий порез. Красивые, профессиональные, от опытного хирурга. Демид на секунду поднял глаза, заметил ее взгляд и усмехнулся.

– Зачем себя режешь? – вдруг спросила Саша.

– Не твое дело, – отмахнулся Демид, – от скуки!

– Не ври!

– Сначала хотел слух пустить, – признался Демид, – про доктора, который без ума от шрамов.

Саша посмотрела на него с недоверием. Она не стала спрашивать, какого именно доктора Бобр имеет в виду.

– А потом понравилось? – спросила она.

Демид поморщился и кивнул.

– Прекращай! – велела Саша. – Пообещай мне, что прекратишь!

Демид вздохнул и кивнул. Саша переставила стул так, чтобы было видно экран ноутбука.

– Твою мать, это как татуировку на лице сделать… – скривилась она, глядя на фотографию.

– Жалеешь? – Демид развернул фото на весь экран.

– Я подумала: «Ну что такого?!». Я ведь даже не раздевалась. А вышло как обычно: тело одето, а душа – наизнанку.

Демид усмехнулся и протянул было руку, чтоб похлопать ее по коленке.

– Э! Ты руки не мыл!!! – отпрянула Саша в притворным ужасе.

И вдруг они рассмеялись. Громко, в голос, как смеялись, когда им было по десять лет. Они часто сидели тут же, в библиотеке, на этой же тахте, и не было в их жизни унизительных секс-перфомансов, долгов, драм, были живы родители, и сквозь большое решетчатое окно падал золотистый солнечный свет, обещая легкую жизнь и вечную беспечную юность.

– В следующий раз не крась глаза, – велел Брокк.

Он подобрал с пола скромное черное платьице и кинул рыжеволосой девушке, сидящей на скомканной кровати.

– Вечером? – спросила она, откинув длинные пряди с плеч, обнажив маленькую безупречную грудь.

Брокк обернулся и внимательно посмотрел на нее.

– Давай вечером.

Она кивнула, легко подскочила с кровати, оделась и смахнула несколько крупных купюр с тумбочки себе в сумочку. Только одна осталась сиротливо лежать.

– Скидка постоянному клиенту, – пояснила она.

Брокк не взглянул ни на нее, ни на деньги. Она быстро вышла из комнаты, спустилась по дубовой лестнице, пересекла гостиную и выбежала на улицу, накинув на плечи легкую куртку. И никто бы не заметил ее – будто бы тигровую лилию вынесло сквозняком в высокие двери – но на лестнице она столкнулась с Анникой.

– Мама, у нас тут опять бляди шастают! – завопила она.

– Аня! – укоризненно крикнула Азия из своей комнаты.

– Мат?

– Границы.

– Ты уже взрослая девка, сиськи третьего размера, а ябедничаешь как детсадовка, – прокомментировал Брокк из ванной.

Двери в комнаты были открыты, и домочадцы сновали туда-сюда по утренним делам.

– Когда ж вы вырастете уже? – досадовала Азия.

– И съедете? – спросила Анника ехидно и пнула дверь ванной.

– Нет, съезжать не надо, – Азия вышла из своей комнаты полностью одетой, – я жду тебя в машине.

– Надо съезжать! – снова завопила Анника. – Что это за дом с одной ванной?

Брокк вышел в коридор в джинсах и с голым торсом. Светлые волосы были влажными.

– А бигуди чего не накрутил? – Анника зло оттолкнула его и заперлась в ванной.

Азия в дверях столкнулась с Демидом.

– Слушай, а чего ты шлюху эту таскаешь? – спросила Анника, выпорхнув из ванной, – помирился бы с Сашкой… Она тебя любит… Привет.

– Кто его любит? Его никто не любит, – сыронизировал Демид, смерив Аннику взглядом. На ней была форменная короткая юбчонка, не прикрывавшая длинных тонких ножек.

– Саша, – ответила Анника.

– Неравнодушна, это точно, – согласился Демид.

Брокк отмахнулся от них.

– Что за девка рыжая? Впервые вижу, а я тут всех знаю, – поинтересовался Демид, когда за матерью и дочерью закрылась дверь.

– Лиля или как-то так…

– Единственная шлюха Лиля, которую я знаю, еще недавно была брюнеткой. Мы в школе вместе учились…

В школе Демид был милым мальчиком, носил розовые рубашки, смешные галстуки-бабочки и робко увивался за девочками – его оленьи глаза, высокие скулы, чувственные губы компенсировали нескладность его тела. В университете он вдруг сам собой превратился из тощего угловатого парнишки в высокого изящного юношу и принялся усердно пестовать образ модника-интеллектуала. Проколол оба уха, менял прически, носил странные ботинки, майки с глубоким вырезом, бесформенные пиджаки, очки в черной тонкой оправе и часы на пластиковом ремешке. Он вдруг принялся крутить романы и с парнями, и с девушками, часто влюбляясь в первую или первого встречного и остывая через пару часов без ущерба для личности и эго. Демид определял себя как пансексуала, утверждая, что главное в сексе не пол, а личность.

– И много ты ей платишь?

– Саша дома? – Брокк проигнорировал вопрос Демида и плюхнулся рядом с ним на диван.

Демид развернул газетный сверток, высыпал немного травы в маленькую стальную трубку и поджег. Выдохнув едкий дым, он закашлялся.

– Ты ведешь себя как маньяк, – сиплым голосом сказал он.

На самом деле Демид знал их историю лучше них самих. Каждый раз, накурившись, Брокк принимался вспоминать их с Сашей первую встречу, их роман, их расставание, и его рассказ практически не претерпевал изменений. К счастью, курил Брокк редко – хирургу нужно беречь сосуды и не допускать тремора рук – но все равно текст, который он произносил, Демид успел выучить наизусть.

Она обернулась, и я сразу понял – моя! Когда такое понимаешь, надо хватать. И бежать. Я так и планировал: возьму за руку и уведу. Пусть сопротивляется или пусть кокетничает, набивая себе цену – всё равно уведу. Вцеплюсь руками, ногами, зубами – и не отпущу! Я же видел, что вокруг нее кружат какие-то мужики, а перенести мысль, что твоя женщина с кем-то еще… Это невыносимо! Мне больно дышать было, пока я не заговорил, пока не предложил уйти.

Но она удивила меня. Кивнула. Собралась по-солдатски быстро. И пошла за мной, молча, не задавая вопросов.

Она вообще молчала весь вечер. И всю ночь. Даже секс – всё молча! Нежная, пылкая и звуков напрасно не тратит. Чудо, а не женщина! Иногда только постанывала в самом конце. Это значило, что я – молодец, хорошо постарался. От этих редких стонов у меня мурашки по позвоночнику бежали. Ее голос, низкий, хриплый, совершенно неподходящий ей, нежной и прозрачной, но такой манящий. Она обмолвилась однажды, что в отель каждое лето приезжали постояльцы из Европы на какой-то мегерский фест, и она немного говорит и понимает по-итальянски. Я попросил, она заговорила… На свете нет никого сексуальнее Саши Гингер, говорящей по-итальянски, можешь мне поверить! А еще если она голая, с улыбкой на лице и европейским руководством по нейрохирургии в руках!..