Алёна Половнева - Мегеры

Анника сидела на последней парте и вместо того, чтобы слушать историка, читала «Сердце хирурга». Она не посмотрела на год издания книги, когда стягивала ее с полки, подумав, что на страницах ее поджидают кровавые истории от известного торакального хирурга. Но воспоминания Углова о родителях окунули ее в скучнейшее повествование о коллективизации и изъятии излишков зерна у кулаков. Можно было с тем же успехом слушать историка. Даже баба Маня, санитарка из хирургии, рассказывала куда более интересные вещи. Например, как один утырок залил себе желудок монтажной пеной. Хотел с собой покончить, а потом передумал, и хирургам пришлось его потрошить. Брат матерился громче всех, вытаскивая пробку из окаменевшей пены из нижнего отдела пищевода.

Он, конечно, выглядел круто! И чувствовал себя крутым! Анника тоже хотела бы иметь столько же уверенности в себе, но это не так-то просто… Особенно, если она продолжит учиться в этой школе для умственно отсталых.

Мегерская средняя школа располагалась в очень красивом старинном здании с вычурной лепниной на потолках – это было единственное ее достоинство. Учиться тут… Здесь никто не напрягался, даже те, кто составлял расписание. Первые четыре урока – алгебра. Пятый – история. Потом можно отчаливать домой, практически без домашнего задания. Если она закончит девятый класс здесь, то в десятый в приличную школу ее попросту не возьмут!

Анника отложила книжку и принялась разглядывать одноклассников.

Пацанов было всего четверо. Один из них был здоровым туповатым быдлоганом, другой – быдлоганом поменьше, который слыл здесь красавчиком. Третий – тихий очкарик, но – внезапно! – авторитет. Четвертый ел мел. И листья с земли. Он и сейчас, глядя на историка, отрывал куски от тетрадного листа, клал в рот, меланхолично пережевывал и глотал. Анника прикинула, успеет ли он доесть всю тетрадку к концу урока или оставит чуть-чуть на обед.

Вон та сучка, что перемигивается с мелким быдлоганом, уже не девочка – об этом она оповестила общественность через инстаграм. Аня даже удивилась ажиотажу, поднявшемуся вокруг этой новости. Подумаешь…

Две подружки этой сучки постоянно дерутся, а когда дерутся, зачем-то хватают друг друга за сиськи.

Вон та мышь серая, на первой парте, смотрит влюбленными глазами на историка. Отличница, дает списывать, за что одноклассники иногда берут ее в свою стайку, чтобы сбегать покурить за школу. По дороге домой девица судорожно затирает прокуренные пальцы молодой хвоей, которую обрывает с елок возле школы.

Вон та, здоровая, с лошадиным лицом, получила от Анники порцию лимонного сока в глаза. Та больно схватила ее как-то на перемене за руку и тряхнула от души:

– Слышь, ты че, шлюха, так одеваться?

На Аннике была школьная форма. Как у всех. Просто на ее фигуре она смотрелась в сто раз лучше, чем на этой корове. Анника решила не отвечать, а просто ловко достала бутылочку с распылителем, в которой раньше был освежающий тоник для лица, а сейчас был налит сильно разведенный кулинарный концентрат. Четверть сока, три четверти воды, рецепт ее брата, простенькая защита от хулиганов, как и маленькая тоненькая иголка в крохотном деревянном футляре, которую собственноручно выточил ей папа. Иголкой можно эффективно причинить боль и не оставить никаких следов. Для всего остального на ее палец надето кольцо-передатчик, который, если Анника нажмет кнопку, пришлет сигнал SOS и ее GPS-координаты всем членам семьи и начальнику службы безопасности «Йоргесен и Брокк».

Короче, два пшика из распылителя в лицо корове – корова в слезы, ее подружки – в крик.

– Жди «огненную», тварь!

– Чего ждать? – не поняла Анника.

На следующей перемене парочка быдлоганов подошла заступаться за свою женщину.

– Слышь, – сказал мелкий. Он был за главного. – Ты это… Тут с тобой никто общаться не будет, поняла?

– И что? – удивилась Анника.

Мелкий замялся.

– Типа презирать будем, поняла? – попытался он разъяснить.

– И что? – Анника удивилась еще больше.

– Ты че? Тупая? – разозлился авторитетный переговорщик. – Че, не понимаешь, чем это грозит?

– Чем?

– Огненной!

– Чем?

– Точно тупая!

– Поедешь с нами на вылазку? – вдруг спросил здоровый быдлоган, глядя Аннике на грудь. – Мы там типа бухнуть собираемся, хуё-моё…

У здорового оказался противный ломающийся голос. Он старался подтянуть его до баса, но то и дело его горло выдавало тоненько.

– Нет, – отрезала Анника, крутанулась на каблучках и ушла прочь.

Она так и не поняла, что за расправа ей грозит. Что такое «огненная»? Типа «темная», но средь бела дня? Или ее сожгут как ведьму? Чуть позже она вспомнила, что «огненной» они называют свою ритуальную беготню с факелами. Ну и что? Ну, придут они к дому, получат люлей от «эсбэ» и уйдут восвояси. Подумаешь!

Придирчиво осмотрев одноклассников, Анника уставилась на историка. Он расхаживал у доски, сунув левую руку в карман брюк, и наслаждался звуком собственного голоса. Иногда он прерывал свою скучную речь и обращался к кому-нибудь из класса с безобидной подколкой. Иногда замирал и, словно забывшись, любовался своим отражением в оконном стекле, то и дело смахивая с лацкана пиджака несуществующую пылинку.

На прошлой неделе Степан Ефимович Майер вызвал Аннику к доске, гонял по домашнему параграфу, а после – по двум соседним, и поставил три с минусом за идеальный ответ. Анника разозлилась и после уроков отправилась к завучу – классической школьной тетке с пончиком на голове, преподающей литру – и потребовала справедливости. Завуч поджала губы, взглянула на нахальную девятиклассницу и нехотя пригласила историка на очную ставку. Тот пришел не сразу, промариновав их всю большую перемену.

Следующие пару часов Анника отвечала на разнообразные вопросы по истории. Наконец и тетка-завуч, и историк выбились из сил и вынуждены были признать, что Анника, как они выразились, «владеет материалом».

– Наверно, перечитала по пути сюда, правда? – улыбнулся историк.

Анника с отвращением посмотрела на него. Уж он-то не мог не знать, что столько невозможно выучить за пять минут на подоконнике.

На следующий день она узнала, что завуч, Людмила Аароновна – жена историка.

Оценку ей исправили, за что Анника получила град тычков и насмешек. Самое мягкое, что она услышала – «шлюха». Пошел слух, и Анника окончательно поняла, что друзей ей здесь не завести. Надо скорее сваливать из Мегер!

Только мать жалко, она тут одна останется.

Прозвенел звонок, прервав Анины размышления, и девятиклассники ломанулись вон.

– Анника, останьтесь, – попросил историк с улыбкой.

Он присел на краешек стола так, что мимо него нельзя было пройти, не потеревшись бедром о его коленку. Аннике стало неуютно. Она стояла перед ним, прижимая к груди «Сердце хирурга» словно талисман.