Алёна Половнева - Мегеры

Вчера Демид опрометчиво предложил взять – или, ладно, одолжить – деньги у Брокка. В ответ Саша приставила к его горлу лопату, которую держала в руках.

Он застукал своих девок за странным делом: они за погребом хоронили полуразложившийся труп большого черного кота. Офелия в ярости размахивала отломанным от ее мотоцикла зеркалом, а Саша пребывала в какой-то странной апатии, заправски орудуя лопатой.

– Возьми деньги у Брокка, и тебе не придется больше сниматься в порно…

Это была шутка, но она зашипела на него, как кошка шипит на тень на потолке.

– Если ты скажешь ему про деньги, я выпотрошу тебя живьем и набью твою тушку сырой картошкой.

Демид опасался ржавых железяк вблизи своего лица, поэтому счел нужным промолчать. Прихлопнув сырую землю на маленькой могилке, Саша зашвырнула лопату обратно в погреб и решительно направилась к отелю.

– Мы будем толочь сорняки с огорода, чтобы погреть кишки кипятком, – мрачно заметила Офелия, обращаясь к нему, – зачем нам нормальный чай и вообще еда? Мы худеем, понял?

Офелия все-таки встала с кровати. Подскочила в ярости, когда узнала, что от мотоцикла, по глупости оставленного на улице на ночь, оторвали зеркало.

– Это ее кот? – спросил Демид, кивнув на холмик под старой грушей.

– Нет. Другой какой-то кот. Его уже мертвым прибили к дверям отеля. Охотничьим ножом. Я его нашла, когда мотоцикл в гараж пристраивала.

– Кот? Это что-то новенькое! Что, интересно, означает? – озадачился Демид.

– Это мне послание, – уверенно сказала Саша, едва они прошли на отельную кухню, – кот – это мне. Предупреждение.

– Папаши твоего дружки? – спросила Офелия, заранее зная ответ.

– Да, – ответила Саша с отвращением, сильно стукнув зажигалкой по столешнице, – можно сказать, дружки. Закадычные.

– Быстро нашли…

Демид не стал расспрашивать, что за дружки и почему надо было прибивать дохлого кота к двери его отеля. Не то, чтобы ему было не интересно, просто опасался удара лопатой.

– Саша, можно я у тебя в номере ванну приму? – спросила она.

У Феси был дешевый номер без санузла, который она выбрала, чтобы меньше убирать.

– Конечно! – обрадовалась Саша.

– Надо же, с кровати встала! – восхитился Демид, когда Феся вышла.

Саша оглянулась на дверь.

– Это я зеркало отломала, – призналась она шепотом и улыбнулась.

Демид понимающе покачал головой.

– Давай видео запишем… – закинул он удочку.

– Не начинай даже!

Демид снова попытался уговорить Сашу рассказать людям о разрыве с Брокком, но больше для проформы. Глупое получилось бы видео. Саша – хороший рассказчик, но фактуры, ей-богу, маловато. Вернее, ее вообще нет! Вернулся усталый доктор с дежурства и выгнал свою подругу из дома. «Потому что надоела», – так он сказал Демиду тогда. Весь смысл в одной фразе. О чем тут еще можно рассказывать? Он думал, Саша расскажет другую, более впечатляющую версию, но нет… Снова одно и то же!

На самом деле то, что происходило потом, было куда интересней. Как Брокк сначала удивился, когда Саша пропала, потом испугался. Он сам признался, что рассчитывал отдохнуть недельку от бабьего щебета, посидеть на толчке с открытой дверью и вернуть ее. Может, не домой к себе, не жить вместе, чтобы снова о свадьбе не заговорила. Брокк хотел превратить их отношения снова в необременительный романчик и тем самым оттянуть свое превращение в скучного мужа в тапочках.

Ни Брокк, ни Демид не ожидали того, что она исчезнет. Никто никогда не исчезал. Все женщины Брокка липли к нему, навязывались, как бы он от них не отпихивался. Однажды ему и вовсе пришлось пинками выкидывать из своей квартиры одну потрясную девку, с которой они пробыли вместе два утомительных месяца. Он ее ногами пинал, но она все равно ночевала на коврике под дверью в его квартиру. Потом кидалась на него с ножом! И снова сидела на коврике и поскуливала!

Брокк ждал, что Гингер также придет и сядет на коврике у его двери. Ну или на худой конец кинется на него с ножом.

Но Саша просто исчезла без следа. Инстаграм не обновлялся, нигде не было ни капли слез, ни сопливого статуса, ни единого проклятия.

Неделю Брокк и правда отдыхал. Потом в нем стало зарождаться беспокойство. Оно росло как снежный ком и к концу второй недели переросло в панику. Все-таки он был к ней привязан, по-своему, извращенно.

– Она на Материк уехала, – бросила мимоходом Азия.

– Ты не могла бы так не злорадствовать? – заныл Брокк.

– Не могла, – рассмеялась та, – так тебе и надо! Теперь Демид – твоя половинка, раз ты упустил единственную девушку, с которой мог бы быть счастлив.

– Я не против, – лениво ответил Демид, проигнорировав часть про счастье.

Кинуться было некуда: на звонки и сообщения она не отвечала, где она находилась физически, никто не знал.

– Не знаю я, отстань, – отмахнулась Азия, – я с ней последний раз на вокзале разговаривала.

– Она под поезд не кинулась? – забеспокоился Брокк.

– Вот еще, – возмутилась мама Брокк, – еще из-за тебя, дурака, рельсы пачкать…

– Любит меня, – сказал Брокк с улыбкой то ли про Сашу, то ли про свою нежную мать.

Ответ принесли соцсети.

«Материковая часть Virago пополнилась! Наша гордость – @sashavirago – теперь с нами. Мы очень рады, что к нам присоединяются такие таланты. Наша семья растет, а с ней и возможности для творчества» , – писала некая Офелия Лихт, роскошная цыпа, чей инстаграм почти полностью был заполнен изысканными фотографиями ее полуобнаженного тела. Демид подписался на эту Офелию Лихт, а Брокк тогда напился айвового самогона семьи Гингер и орал с балкона стихи Есенина.

– Если ты тут строишь алтарь, то никому его не показывай, – Демид посмотрел на Сашкин портрет еще немного и отвернул его к стене. Слишком возбуждающе скалилась оттуда веснушчатая физиономия. – Он ей все отдал. Все семьдесят две тысячи…

– Я бы тоже отдал, – Брокк завалился на кровать и заложил руки за голову.

– Хочешь я тебе отсосу? – полушутливо спросил Демид, плюхнувшись рядом и уткнувшись губами в шею Брокка.

– Отвали, животное, – усмехнулся он и легонько отпихнул его.

В окно заглянуло бледное осеннее солнце. Демид смотрел, как пучок света скользнул по светлым бровям его друга, его бесцветным ресницам, коже цвета слоновой кости и бескровным от упавшего давления капризным губам. Брокк задремал, а Демид уставился в потолок, прислушиваясь. Вроде подъехала машина, вроде хлопнули дверцы – все звуки утонули в ватной тишине.

Ее выволокли из машины и бросили на крыльцо. Она лежала на холодном камне в одних тонких рваных колготках, и прохладный осенний ветер трепал медные пряди ее волос.

Ни Демид, ни Брокк ничего не услышали.