Алёна Половнева - Мегеры

– Анника, я хотел бы поговорить с вами о вашем отношении к моему предмету.

Историк, похоже, принял настороженное отвращение за смущение и притянул ее одной рукой к себе за локоток. Его вторая рука аккуратно коснулась бедра в тонком чулке и заскользила вверх по ноге.

– Вы чего это меня щупаете? – возмутилась Анника, отшатнувшись.

Она вдруг увидела своего учителя без прикрас: ухмыляющийся хмырь с мясистым носом, сальными глазками и липкими ладонями.

Анника вырвала свой локоть и, секунду помедлив, размахнулась и ударила историка по лицу «Сердцем хирурга». Историк вскрикнул, пошатнулся, и из рассеченной брови потекла струйка крови.

– Что вы себе позволяете? – в дверях вдруг появилась Аароновна.

Она подскочила к Аннике, схватила ее за плечо и решительно выволокла из класса. Была перемена, в коридоре – полно народу. Унизительно.

– То есть его бить нельзя, а меня за коленки можно хватать? – поинтересовалась Анника вслух, когда Аароновна затолкала ее в кабинет директрисы.

Директриса, однако, не спешила ни отчитывать, ни даже расспрашивать Аннику. Она сидела, понурив плечи, будто смертельно устала.

– Уверена, все было не так! – заявила Ааровновна уверенно, глядя то на Аннику, то на начальницу.

Никто не спешил спорить. И проштрафившаяся ученица, и директор сидели молча и смотрели кто куда: Аня – в окно, директриса – прямо перед собой.

– Все было именно так, как я говорю, – упрямо повторила Анника.

– Я вынуждена вызвать твоих родителей, – голос Аароновны уже не звучал так уверенно.

– Вызывайте, – Анника протянула ей свой смартфон, – я вам даже номер набрала…

Завуч двумя короткими фразами – «Ваша дочь напала на учителя!» и «В кабинете директора, третий этаж направо…» – оповестила Азию Брокк, куда и по какой причине ей надлежит прибыть как можно скорее.

Анника принялась воображать, как мать сходу осадит этих мегер. Азия терпеть не могла, когда кто-то разбазаривал ее время. Но пятнадцать минут спустя, пока в гнетущей тишине Анника гоняла на смартфоне мультяшных птиц и свиней, уверенности в ней поубавилось. Мать – человек непредсказуемый, ей ничего не стоит понять все по-своему.

Азия вошла в кабинет ровно через семнадцать минут после звонка.

– Я вас слушаю, – спокойно сказала она.

Мать уселась рядом с Анникой – та почувствовала ее теплый бок – обхватила руками колено и уставилась на директора. Она вела себя так, будто бы это ее кабинет и это она вызвала двух своих нашкодивших администраторов на ковер.

– Ваша дочь ударила учителя! – сказала Ааровновна резко.

Азия медленно повернула голову и уставилась на завуча. Та выдержала пронизывающий взгляд. Аннике вдруг показалось, что в отличие от директрисы, мысленно выбросившей белый флаг, завуч кинулась в свой последний бой.

Азия усмехнулась. Анника вдруг вспомнила, как она шпыняла брата за то, что за его школьные годы провела в кабинетах завучей и директоров больше времени, чем в своем любимом кресле.

– Ничего нового. И что он ей сделал?

– Под юбку полез, – вставила Анника, – после урока оставил и…

– Это неправда, – взорвалась завуч, – вы знаете, что в нашей школе принят Меморандум, запрещающий диффамацию учителей?

– Я что-то слышала об этом вашем документе, – Азия изогнула бровь и снова усмехнулась, – он определяет некие абстрактные нравственные нормы и позволяет выгнать из школы любого ученика, позволившего себе нелестно отозваться об учителе.

Преподаватели отреагировали очень странно. Словно они не ждали такой гладкой речи, такой осведомленности о делах школы, такой спокойной лощенной дамочки, которая будет игнорировать возмущенные слюни в уголках их ртов и требовать фактов. Аннике показалось, что администрация Мегерской школы привыкла решать такие дела с наскока, с эмоцией, со скандалом. Драть глотку и выводить родителей из себя – вот секрет их успеха.

Но мать так просто не пронять! Она с нуля разработала и внедрила какую-то уникальную систему управления больницей, и в больнице, работающей по этой системе, специально обученные администраторы служили буфером между пациентами и их родственниками и врачами: они успокаивали первых, объясняя им процесс лечения во всех тонкостях, и защищали вторых, значительно экономя им время и нервы. Пока мать отлаживала эту систему, ей приходилось самой служить такой заглушкой, суперадминистратором, который умеет отделять факты от эмоций. Факты – врачам, эмоции – переработать и вернуть пациентам в утешение.

Анника наблюдала за матерью, пока они вместе кочевали из страны в страну, из больницы в больницу, и видела, как она обрастает железным панцирем. Ее не сломить каким-то двум идиоткам, которые всю жизнь торчат в этой школе для дебилов!

– Мы готовы хоть сейчас забрать документы, – сказала Азия. – Только вот… Мы имеем право встретиться со своим обвинителем. Можно поговорить с учителем? Почему его здесь нет?

Азия оглянулась по сторонам, желая убедиться, что учитель истории не спрятался где-нибудь под столом или под юбкой у жены.

– У него урок, – растерялась Аароновна, но тут же снова нащупала свой самоуверенный тон. – Это клевета! Кто только не пытался опорочить Степоньку…

– И кто эти «кто»? Много их? – Азия испытующе посмотрела на завуча.

Аароновна осеклась, поняв, что ляпнула лишнего.

– Я жду, – резко сказала Азия директрисе, – вызовите сюда вашего преподавателя, и мы поговорим. И побыстрее! Мое время, в отличие от вашего, дорого стоит.

Теперь и Аароновна растеряла весь свой пыл. Молчащая директриса и вовсе скукожилась на своем стульчике, словно пыталась занимать поменьше места. Теток будто застукали на месте преступления, и теперь они, смиренно склонив голову, ждали кары. И жизни им осталось – сотня нетвердых шагов до двести шестого кабинета.

– Людмила Аароновна, пригласите, пожалуйста, Степана Ефимовича, – просипела наконец директриса.

Завуч хотела было возразить, но Азия Брокк вопросительно вскинула брови. Аароновне пришлось выйти. Воцарилась отнюдь не благостная тишина. Директриса, напряженно поджав губы, делала вид, что копается в бумагах, мать раздраженно постукивала каблуком, разглядывая маникюр. Никто не спешил завести светскую беседу. Аннике даже ее дыхание казалось слишком громким.

– Его нигде нет.

Людмила Аароновна вернулась, запыхавшись.

– Сбежал? – ехидно поинтересовалась Азия. – А вы тут разнервничались… Кстати, новая информация – в цивилизованном мире нынче детей за коленки не хватают. Вы здесь, на своем полуострове, совсем одичали…

Азия обожала цеплять местных за их чувства к малой родине. Она просекла, что если сказать мегерцу, что он – леший из дремучей чащи, то он, скорее всего, взбесится. Мать иногда потихоньку троллила их в своих интересах.