Алёна Половнева - Мегеры

Тарталетки, бутерброды, бокалы и стеклянный половник оказались на полу, причем последний – в виде мелких осколков.

– Что там происходит? – заинтересовались Виолеттины родственники.

Офелия оказалась быстрее и проворнее, чем плененный черной тряпкой Демон. Она поддела кота носком туфли, пинком вытолкнула его в коридор и, схватив Сашин полупустой рюкзак, выскочила за ним.

Вместо спасительной улицы котяра кинулся в комнату с гробом. Феся крепко схватила его за шкирку и принялась заталкивать в рюкзак, уворачиваясь от длинных крепких смертоносных когтей. Офелия вспотела как дровосек, ее кокетливая шляпка сползла на ухо, а могучий арестант все еще сопротивлялся. Подоспевшая Саша схватила Демона за задние лапы и хвост, который, словно небольшая дубинка, раздавал им раздраженные тумаки, и утрамбовала в рюкзак. Офелия затянула тесемки и выдохнула. Демон истошно завыл.

– Тише, – зашипела Саша, вставая с колен и закидывая рюкзак за спину, – замолчи!

– Помочь?

За их спинами появился Брокк. На его лице было написано искреннее участие. Он положил ладонь Саше на плечо.

– Не трогай меня, – вдруг взвизгнула она, отпрыгнув в сторону.

Ударившись о входную дверь, она выбежала на улицу. Офелия в растерянности вышла за ней. Брокк обогнал ее и настиг Сашу как плохом кино: в два прыжка, драматичным жестом ухватив за локоть и развернув к себе.

Однако в кино героиня падает в объятия героя, и все заканчивается страстными поцелуями, но наяву Брокк едва успел остановить Сашу, как та завизжала так, будто ей угрожали ножом. Их ссора привлекла внимание стайки скорбящих, куривших у крыльца.

– Не трогай меня! – снова заорала Саша и дернула свою конечность так, что чуть не вырвала ее из сустава.

– Подожди, – прошипел Брокк, отпуская руку и пытаясь ухватить ее за талию.

Со стороны казалось, что Саша борется за свою жизнь, но она всего лишь пыталась прикрыть уши руками – Брокк ей что-то быстро и настойчиво говорил.

Курящие у крыльца смотрели на них во все глаза. К выходу стали подтягиваться любопытные, привлеченные криками.

Брокк оторвал ее ладони от ушей, но Саша сделала неожиданное: крутанула из-за спины рюкзак, одним ловким движением ослабила кожаные тесемки и выдавила не на шутку взбесившегося кота прямо Брокку на грудь. Демон выпрыгнул как черт из табакерки с утробным воем и вцепился в рубашку Брокка своими когтями. Тот вскрикнул от неожиданности и попытался оторвать от себя животное. Но Демон и сам не был настроен драться. Почуяв свободу, он оттолкнулся от своей жертвы и прыснул прочь в ближайшие кусты.

Саша воспользовалась паузой, подбежала к Офелии, схватила ту за руку, и обе бросились вниз по улице, прочь от поминального дома.

Офелия на бегу оглянулась и окинула Брокка любопытным взглядом. Он застыл в оцепенении, глядя им вслед под смешки родственников и друзей Виолетты, высыпавших на крыльцо. Высокий, стройный, длинноволосый, светлый и сероглазый, меланхоличный принц из старого фентези-романа, только вместо арфы и меча – дорогое пальто и ключи от машины.

На его груди, где-то рядом с сердцем, на тонкой ткани рубашки проступали маленькие пятнышки крови.

Анника Брокк заканчивала красить левый глаз, сидя перед маленьким аккуратным полированным трюмо.

– Если ты еще раз уйдешь в школу не в форме, то больше не увидишь ни вечеринок, ни поездок, ни этих удобных карандашей для глаз, которые не надо точить.

Азия Брокк, ее мать, ловко вынула карандаш из ее рук и потеснила дочь перед зеркалом. Дочь была светловолосой и сероглазой, точь-в-точь как ее брат, и то и дело растягивала рот в зубастой улыбке. Мать – темно-рыжая, брови вразлет над зелеными глазами. В отражении в зеркале в сумерках она казались диснеевскими персонажами: Рапунцелью и ведьмой, заточившей ее в башню. Анника иногда себя так и чувствовала, будто все Мегеры – тесная и темная башня, а там снаружи – мир, зеленая трава, ручейки, птички и хочется петь.

– Это все, что тебя волнует? – решила обидеться Анника. – Мой внешний вид? А на мои чувства тебе наплевать?

– Что ты чувствуешь? – поинтересовалась Азия.

– Что иду на лучшую вечеринку года с мамой. С мамой!

– Тебя иначе не пустят, – пропела Азия, – тебя и со мной-то пускают за двадцать долларов…

– Саша приехала? Она на похоронах была? – Анника оттеснила мать от зеркала и принялась красить губы помадой цвета взбесившейся фуксии.

– Помада кошмарная, – заметила Азия, – возьми светлее.

– Мне нравится, отстань! – огрызнулась Анника. – Саша приехала?

– Приехала.

– Скандал был? Был?

– А как же! – Азия наносила на ресницы второй слой туши. – Братишка твой в крови домой пришел, не видела?

– Ха! – засмеялась Анника. – Так ему и надо!

– Это точно, – подтвердила Азия. – Что у тебя в школе творится?

Мать все чует. У нее интуиция как у дикого зверя. Соврать сейчас – значит нарваться на репрессии потом.

Но Анника решила соврать. Ей не улыбалось весь вечер выяснять, кто виноват в том, что происходит.

– Все в порядке, – пролепетала она.

Азия усмехнулась.

– То есть ты не расскажешь, как плеснула однокласснице лимонный сок в глаза?

Анника скривилась.

– Я ж не попала…

– Аня…

– Ну что? Она меня шлюхой назвала!

– За дело?

Анника промолчала, хотя молчать под пристальным взглядом матери – та еще задача.

– Ты упрямая как твой брат, – скривилась Азия, – тоже было дело, на севере. Шастал по эмигрантскому кварталу с румынской шпаной, пил, курил шмаль, густо красил глаза и принимал независимые позы, прямо как ты сейчас. А потом звонок – и доставай меня, мамочка, из тюрьмы.

Анника промолчала, и чтобы не комментировать эту потрясающую, сто раз слышанную историю, принялась скручивать тугой пучок на макушке. Ее волосы были слишком длинными и густыми, и пучок никак не хотел становиться ровным и аккуратным.

– Оставь так, так забавно, – посоветовала мать, – ты подумала насчет другой школы?

– Подумала, – сказала Анника и оценила свою прическу, повертев головой из стороны в сторону.

Анника еще в прошлом сентябре ляпнула, что хочет перевестись в медико-биологический лицей. Она хотела стереть улыбку с лица заносчивого братца, намекнув ему, что молодые дышат в спину – и нечего тут!.. Предки, однако, вдохновились идеей медицинского лицея и теперь настойчиво пытались сплавить ее. Мать еще ничего – ей было все равно, в танцы она уйдет или в медицину, лишь бы была рядом – а отец приседал на уши с завидным упорством. Наверняка хотел уволочь ее на север и там держать взаперти!

Но Аня в прошлом году увлеклась вогом, насмотревшись перфомансов Саши Гингер. Когда они познакомились, та на местных баттлах постоянно спотыкалась о соперниц и неуклюже падала, но всегда вставала с улыбкой. Публика здесь, в Мегерах, ее обожала то ли как бесплатного клоуна, то ли как городскую сумасшедшую. Ей прощались любые глупости, пока те вызывали улыбку. Она набила здесь немало шишек и, уезжая, точнее, сбегая на Материк, уже была в хорошей форме. Теперь она вообще невероятная, прошла кучу мастер-классов у самых именитых танцоров, на пол падает как в кроватку, принадлежит дому, крепко дружит с Офелией Вираго.