Олег Рудковский - Каба́

Игорь познавал мир. Два дня наедине с собой – без родителей, без учителей, без тренеров, без докапывальщиков – перевернули в нем все. Клиповое мышление вдруг исчезло – оно было чужеродным, оно было насажденным извне, и Игорь вспомнил себя. Что если бы этих дней было больше? Двадцать? Или две тысячи?

Он познавал суть общества, природу докапывальщиков. Потому что у него не будет двадцати дней. Мир вокруг него позаботится об этом. Докапывальщики позаботятся об этом. Они создают школы, дополнительные курсы, спортивные секции, они создают обязанности, они говорят о будущем. Они передают детей из рук в руки, как эстафетную палочку, их цель одна – не позволить ребенку остаться наедине с собой. Они втыкают рекламу повсюду, строго следя, чтобы разум перескакивал, чтобы он не задерживался долго на одном и том же. Они тыкают локтем, трутся у стеллажей с продуктами, тыркают продуктовой тележкой на кассе, сбивают с мыслей. Они отнимают у тебя любимую игрушку, потому что она вредна для твоего будущего, они рушат твою пирамиду, они сжигают твои книги, они ломают твой стержень. Они бьют тебе морду за искреннее высказывание, а если не могут, они троллят тебя в соцсетях. Они никогда тебя не отпустят.

И они дали ему понять. Докапывальщики дали ему понять. Система дала ему понять. Вечером второго дня маме позвонила классный руководитель. Игорь почему-то сразу же это понял, услышав за дверью голос мамы, разговаривающей по телефону. Классный руководитель осведомилась, все ли с Игорем нормально, насколько серьезно он заболел, почему никто не предупредил школу, и когда его теперь ждать. Дедуктивным путем выяснилось, что больничный Игорю только предстоит: после сегодняшних разборок с мамой.

– Игорь, что происходит? – спросила мама прямо, входя в его комнату. Где он, вжав голову в плечи, читал.

Игорь насупился и попытался создать еще более виноватую позу, хотя дальше было некуда. Он не знал, что ответить. Он прогулял, это вскрывшийся факт. Но это же мелочи на фоне того, что действительно происходит . Только вот как объяснить это маме? Как объяснить, что за эти два дня на него снизошло озарение? Как объяснить, что два дня наедине с собой, в полупустом утреннем городе, совершили революцию в его мозгах? Как объяснить, что он понял что-то. Про будущее. В том числе про это гребаное будущее, о котором все талдычат.

Но нет. Об этом лучше не говорить. Маме – в особенности.

– Сколько ты прогулял?

– Два дня,– честно пробубнил Игорь. Она и так знает уже от классухи, что тут темнить?

– И чем ты занимался, скажи, пожалуйста.

– Я гулял.– Он не хотел больше вранья, так что отвечал честно.

– Гулял, значит. Еще одно интересная новость. И где ты гулял?

– Ну… Я просто гулял.

– Понятно. То есть тебе вдруг нестерпимо захотелось погулять два дня, так? Или не два? Если бы я не узнала, сколько ты планировал еще гулять ?

Он молчал. Он не думал о том – сколько. Он сжимал в руках букридер, с которого читал. Сейчас он больше всего опасался, что ридер отнимут. Жаль, что мама пришла с разборками не в те часы, когда он «учил уроки».

Но вышло все куда хуже.

– Завтра с утра нас ждут в полиции,– сообщила мама. – Будут ставить тебя на учет.

Накатил ужас. Руки, держащие ридер, стали липкими. Ему захотелось отложить читалку в сторону и вытереть руки об одежду, но в то же время он боялся, что своим движением только привлечет к ридеру внимание мамы. Етижи пассатижи, вот так поворот! Его, Игоря Мещерякова, в полицию?! А что потом?! С другой стороны, чего ты ожидал , шепнула рассудочная часть мозга. Ты, паря, не просто прогулял. Если бы ты просто прогулял, заработал бы щелбан, и делов конец. Но ты попытался выйти из матрицы. А это наказуемо расстрелом. Вот в полиции тебя и нашинкуют, как гуся.

– Мам, зачем в полицию?– заныл он. На глазах появились две слезинки.

– А ты как хотел?– искренне удивилась мама.– Ты, видимо, думал, что можешь делать, что захочешь? Можешь врать родителям, прогуливать школу, шляться неизвестно где, заниматься неизвестно чем. Я не знаю, Игорь, какие у тебя еще секреты. Может, ты куришь втихаря, или что похуже. Вот в полиции и будут выяснять. Раз ты дома скрытничаешь.

– Я не хочу в полицию…– пролепетал Игорь. Слезинка потекла по щеке.

– Это я уже поняла,– сказала мама все тем же беспощадным тоном.– Ты не хочешь в полицию, ты не хочешь в школу, ты ни во что не ставишь родителей. Ты хочешь гулять.

– Я не хочу гулять!– надрывно выпалил Игорь.– Я просто…

Мама подождала продолжения, глядя на него с бесстрастным интересом. Потом, когда поняла, что продолжения не будет, понимающе кивнула.

– Ты просто,– повторила она.– В этом твоя проблема, Игорь. Ты всегда «просто». Ты никак не поймешь одного: детсадовские игры давно кончились. Ты теперь взрослый человек. А взрослый человек должен нести ответственность за свои поступки. Безответственный человек – позор для общества, позор для семьи. Я не хочу сына-позорище. Мы с папой хотим, чтобы ты вырос достойным человеком. Чтобы ты в будущем добился чего-то, а не остался «просто». – Она помолчала. Потом нанесла последний апперкот:– Все равно тебя в школу не примут, пока ты не ответишь за свой поступок, так что с утра пойдем в полицию, и там ты расскажешь про свое «просто».

Она поднялась и направилась к выходу из комнаты. Но в дверях задержалась.

– И тебе еще с отцом объясняться,– сообщила она и вышла, затворив за собой дверь.

Сидя в прострации, Игорь думал думу. Теперь он отложил ридер, с которого десятью минутами раньше читал «Таинственный остров», и вытер влажные руки о домашние штаны, а также утер слезы и сопли. Кажется, влип он по полной. И кого ему теперь винить, как не себя, любимого? На что он вообще рассчитывал: ладно, первый спонтанный променад, еще куда ни шло, но два подряд… Или он реально проверял матрицу: заметят его демарш или нет? Или жизнь будет течь, как и прежде, и в конце концов он, Игорь, выцветет из существования, и о нем все забудут, жизнь будет идти своим ходом, а он так и останется в безвременье? Нет уж, фигушки. Это даже не тюрьма Шоушенк, отсюда и Энди Дюфрейн не слиняет.

Когда Игорь немного успокоился, он начал мыслить здраво. Мама – она такая мама. Это ее задача, заботится о его будущем, и порой мама использует диковатые методы, лишь бы толк был, или хотя бы надежда на толк. Однажды Леха Воробьев, одноклассник Игоря, прогулял неделю. И чем все закончилось? Да ничем, никто не заострял, Леха выдумал отмазку, с которой даже Игорь ухмыльнулся, и все забыли. Марта Точилина, которая была для Игоря путеводителем по музыкальным командам (вернее, путеводителем была ее страница в ВК), как-то тоже несколько дней сачковала. А когда вернулась, даже не попыталась отмазаться, тряхнула черной челкой, пожала плечами и отвернулась к окну. И все, опять же, забыли. Иными словами: еще не было прецедента, чтобы шалопая таскали по допросам. Мама всяко сгущает краски, чтобы Игорь знал, кто в доме хозяин, чьих правил придерживаться и когда наступает время глубокого раскаяния. Какой-то процент беспокойства после маминых угроз оставался, но все же Игорь стал сопеть ровнее. Наиболее очевидной угрозой сейчас для него представлялось возвращение отца с работы.