Олег Рудковский - Каба́

Игорь нырял в автобус, докапывальщик – следом. Игорь сразу же выбирал себе дальний угол, подальше от типа с остановки. Тот вроде унимался, но, как оказывалось в 99 случаях из ста,– показательно. Это был отвлекающий маневр. С каждой остановкой он подбирался все ближе и ближе под предлогом того, что ему нужно уступить кому-то место и поменять точку собственной дислокации. Только менял он ее непременно в сторону Игоря. И вот через две-три остановки он тут как тут. Торкается, теснит, заваливается при каждом повороте, роется в своем рюкзаке, тыкая локтем, для понта достает свою мобилу, чтобы выглядеть еще более непричастным. Некоторые даже извинялись. Учитывая, что через секунду их сакральные действия брали очередной размах, изменения выглядели смехотворны. Но, по крайней мере, они давали понять Игорю главное. Он, Игорь, все-таки существует, он реальный организм. Его все-таки видят окружающие, он не призрак оперы и не череп Йорика…

Игорь прогуливался, потом выбирал себе скамейку, чтобы элементарно посидеть и насладиться летним днем; издали спешил очередной. Спешил лихорадочно, как голубь на свежевымытый автомобиль, будто у них, у докапывальщиков, тоже своя конкуренция. Вокруг куча свободных скамеек, но мы-то уже знаем! Нужна именно та, на которой сидит Игорь. Что-то есть именно в этой скамейке… Хотя Игорь не обольщался. Что-то есть именно в нем самом.

Если бы тип просто усаживался рядом и мурчал себе, глядя на солнышко, это еще полбеды. Но тот не просто усаживался и вовсе не мурчал, так что полный капец. Немедленно извлекался телефон, и докапывальщик начинал барабанить по ушам, рассказывая кому-то в трубке, как он менял вчера колеса или какой дрянной его жена варит плов. Прогрессивные же докапывальщики гнушались такими полумерами и разворачивали настоящую охоту. Вместо телефона они притискивались к самому Игорю и принимались доверительно радовать его своими швейковскими похождениями. Игорь, будучи воспитанным мальчиком, а также опасаясь реакции докапывальщика (помним Лесного Орла), продолжал сидеть, как древень, вместо того чтобы сразу встать и уйти. Таким образом ему приходилось натужно лыбиться и слушать о том, как докапывальщик вчера попал под ливень и весь промок, как он вырывал на прошлой неделе свой проклятый зуб, как он звонил намедни в пенсионный фонд и скандалил, как он в детстве жил на этой улице и с дружками гонял на великах.

Позже, научившись лавировать, Игорь покидал скамейку заранее, стоило ему увидеть вдали докапывальщика, настроившего свой проклятый перископ на его скамейку.

Игорь проходил мимо стоящей машины с водителем внутри, и машина стояла, и водитель бездействовал – курил там, или щурился. Ровно до того момента, как Игорь поравняется с тачкой. Немедленно, как по сигналу, окурок отбрасывался в сторону, мотор заводился, машина, рыча, рывком бросалась на него, стимулируя Игоря к испуганному прыжку на месте и последующему метанию в сторону. Тетка, шагая навстречу и завидев его, перевешивает свою сумку с дальней руки на ближнюю, чтобы садануть этой самой сумкой Игоря как следует, проходя мимо. Про зонтики – уже было сказано, те еще охотники за глазными яблоками. Очень быстро Игорь научился замедлять шаги перед углами вплоть до полной остановки. Потому что там, за углом, ему навстречу непременно летит торопыга килограмм под сто пятьдесят весом либо вообще велосипедист или скейтер. К жилым домам он старался не приближаться. Бухарик сверху или рыгнет, или бросит на голову окурок, или плюнет, или сбросит помойный мешок. Все эти средства поражения непременно угодят в цель. Потому что бросает не бухарик, бухарик даже не смотрит вниз. Бросает тот, кто включает кнопку.

Поразительно, но сигнал получали не только люди. Звери тоже. Собаки. Голуби. Все они так или иначе, завидев Игоря, сразу рисовали в воображении картину кусания либо испражнения на голову или плечи. А потом рвались претворять в жизнь. Так что этот контингент Игорь тоже старался обходить стороной.

Поначалу имея характер единичных всплесков или недоразумений, такие случаи очень быстро превратились в одну сплошную, широкомасштабную акцию. Даже если бы Игорь имел наблюдательность сонной мухи, он бы не мог не заметить эту стену, потому как он буквально врубился в нее головой. А уж наблюдательности Игорю было не занимать.

Они не случайны, эти случайности. Докапывальщики не случайны. Их слишком много, чтобы они могли претендовать на случайных. Тот, кто запустил эту цепь, кто включил рубильники, перестарался. Слишком много рубильников включил. Но ничего он не перестарался на самом деле, потому как это и было целью: то, чтобы Игорь заметил. Заметил и отбросил всякую роскошь списывать на случайности. Заметил и призадумался. О будущем. О своем проклятом будущем.

Он, кажется, начал понимать, почему о будущем вокруг столько трепу. А чтение книг углубило это понимание. Это – предупреждение. Предупреждение от взрослых, которые знают, всем недорослям, которые болтаются кое-как, чтобы недоросли не забурились не в ту степь. Большинство – ведутся. Большинство начинают соответствовать, начинают вписываться. Они стараются получить хорошие отметки, либо преуспеть в спорте, либо быть похожим на кумира, необязательно положительного. Отец говорит сыну: старайся, изучай специальность, потом наследуешь мою фирму. Мама говорит дочери – следи за собой, старайся хорошо выглядеть. Кто-то говорит: посмотри, он смог забраться на эту гору, чем мы хуже? Этот думает: вот, кто-то смог заработать миллион, надо сделать также, как он, и все получится. Все говорят: думайте о будущем, делайте так, как мы говорим, и в будущем у вас все будет хорошо.

А Игорь не делает. Да он бы и рад делать. Видит Бог, он старался. Но у него не получилось. С ним что-то не так. Он не следует ни за кем.

Он читает книги.

И что, в таком случае, ждет его в далеком и туманном будущем? Она знал – что, вернее,– кто. Каба. Та, о которой рассказывала бабушка. Та, которая уже сейчас приходит к нему в снах. Бабушка была единственным человеком, кто пытался предупредить его прямо. Остальные лишь говорили намеками и недомолвками.

Однако сначала в игру вступают докапывальщики. Они ставят двойки и вызывают родителей в школу. Они отчитывают тебя перед всей честной компанией за спортивные промахи. Они ставят тебе в пример сына маминой подруги, чтобы ты почувствовал себя червем и одумался. Они ставят подножки и тыкают в спины. Они идут навстречу по тротуару и толкают тебя на обочину. Они обзывают тебя «Петрушкой». Они берут в руки оружие, собирают себе подобных и идут войной. Они пишут в соцсетях гадости и организовывают травлю.

Все эти толчки, тычки, пинки – это чтобы вернуть его на правильный путь. И это только начало. Игорь начинал шугаться, всех и каждого. Наблюдение и осторожность стали способом его выживания. Походка изменилась. Стала медленнее и напряженнее. Ходит, как мешком напуганный,– определил для себя Петров. Речь изменилась. Игорь боялся ляпнуть что-либо лишнее, часто запинался на каждом слове. Потому что докапывание – не только физический фактор, но и ментальный. Разговорный. Часто разговор с кем-то вдруг резко начинал наэлектризовываться, хотя Игорь вякнул что-то совершенно невинное. Но человек перед ним враз менялся и начинал быковать. Мысли Игоря изменились. Стали более путанными, многослойными. Ему приходилось следить за всем: за объяснениями учителя у доски, за нравоучениями мамы, за историями отца, за тем, чтобы не угодить под ноги кому-нибудь в дзюдо, за тем, как развивается его будущее. Часто Игорю было трудно выразить, что у него на уме. Он преуспел в этом только в кабинете у Петрова. В остальном же окрестности представлялись ему территориями сталкера.