Олег Рудковский - Каба́

Петров понятия не имел, что откровенностью сегодня в его кабинете не пахло. Игорь Мещеряков не подпустил его и близко к своим проблемам, к своим мыслям, к своим страхам.

Ни чуточки.

Игорь Мещеряков недолюбливал книги. Именно с книг начались его проблемы. В преставлении многих понятие «книга» и «чтение» неразделимы, ну а с Игорем – совсем другая песня. Но вряд ли он смог бы подобрать слова, чтобы описать разницу хоть тому же Петрову. Да и не горел особо. Книги подставляли его. Быть может, книги подставляли всякого, в большей или меньшей степени. Игорь ничего не знал о «всяких». И в литературных клубах, где отираются «всякие», с кем можно поболтать на одной волне, он тоже не состоял. Проверять и сравнивать он опять же не горел. Его самого – подставляют, по-крупному. Уже это само по себе зубная боль.

Что касается процесса чтения… Ну, он и тут слукавил, что он «любит читать». Какая тут любовь, наркоманство одно! Со стороны – все тип-топ, Игорь залипает на экран букридера, милая идиллическая картинка. Таким он виделся родителям. Таким он виделся соседям в доме напротив, когда по вечерам Игорь зажигал в комнате торшер, а штору опускать не торопился, – ему нравилось ощущение ночи, льнувшей к окну. Или друзьям семьи, которые изредка забуривались в комнату Игоря, спросить «за жизнь». Игорь терпеть не мог забуривающихся в его комнату и спрашивающих «за жизнь», хотя по большому счету друзей семьи он вполне терпел. Кроме дяди Радика. Он бы стерпел вопросы «за жизнь» разве что от тети Нины, маминой подруги. Но тетя Нина появлялась у них в гостях все реже.

С другой стороны, все совсем не так эйфорично. Совсем не эйфорично. Ты садишься за книгу, и за окном – светло. Птички-синички всякие, солнышко, люди гуляют. А через минуту – глядь!– за окном полночь, и город спит. Куда утекла прорва времени? Как? Каким образом? Но самое главное: где был ты, читака? Большинство прикалываются: во какая книга, совсем зачитался, о времени забыл. Зачет! Игорь не находил в этом ничего зачетного. Игоря смущали такие провалы в существовании. Игорь со временем начал приходить к выводу, что раз такая пляска – что-то в существовании непрочно. Какие-то прорехи. Реальность не может быть такой текучей, куча времени не может просто исчезнуть из жизни, даже если оправдывать это хорошей книжкой. Это сродни сну – ты просто исчезаешь, перестаешь существовать, на смену тебе приходят какие-то картины. Сновидения или сюжетные картины – не важно, суть одна. Или сродни матрице. Чем не матрица?

Примерно до шести лет он и не думал ни о чем таком. Видел книжку и проходил все больше мимо, косясь. Мимо – это в садик. На «дугу-умри-экстремал-смертник», сиречь – на детскую площадку, где сохранилось минимум детского. За какую-нибудь компьютерную игру. За плеер. Родители обзавелись новым компом, а ему вручили свой старенький ноут Toshiba i7 с седьмой «виндой», c корпусом кофейного цвета, который всегда ассоциировался у Игоря с чем-то домашним. Ну как старый… Основные хотелки пацана-шестилетки тот удовлетворял. Для игр канал. Для музыки тоже, особенно если колонки подключить.

Часто Игорь сидел перед окном и слушал музон. В то время он не был еще таким избирательным меломаном, как сейчас. Слушал все подряд. Дискотеку 80-х слушал. Майкла Джексона. Из современного слушал «Placebo” и «Linkin Park”. Эминема. Иногда Боно. Он не думал тогда… Ни о чем. Мысли мельтешили, но не задерживались, у них не было вектора. Разброд мыслей, и Игорь на подоконнике. За окном – родной двор с дугообразной лазалкой. Сгущались сумерки, зажигались фонари, прохожие становились загадочными тенями, каждый со своей тайной. Они не были еще потенциальными докапывальщиками, эти прохожие. Они еще не получили сигнал из источника, контролирующего сюжет Игоря…

А может, и не было ничего такого? Все это – ложная память, эффект Манделы? Игорь прочитал книгу, в которой герой любил сидеть у окна, и отождествил себя с ним? Кто его знает. Возможно, наши приятные воспоминания – и не воспоминания вовсе. А просто несбывшиеся желания.

Чтобы вот так стопроцентно – чтиво не исключалось и ранее. Родители периодически прикупали детские книжонки, как надлежит. Хотя Игорь сейчас понимал, что больше покупали дед с бабкой, чем родители. Но все же. Чуковский и Барто, Маршак и Паустовский. Родари. Мама читала ему перед сном. Иногда – отец. Задолго до школы Игорь начал управляться с чтением самостоятельно, на уровне тех же «трех дровосеков». Его экскурсии в мир литературы состояли из одной-двух коротких вылазок в неделю, на большее он не тянул.

Когда началась вся канитель? Игорь не помнил, хоть прострели. Память – не самый его клевый друг, часто – вовсе предатель. Может, в школе сказали. Школа – великий аппарат, гораздый до спасения чьего-либо будущего. Лучше, если всех и каждого. Там говорят, что нужно для этого делать. Читать, например. Будешь умным. Станешь богатым. Или сказал «кто-то». По телеку комментатор, друзья родителей, старший пацан во дворе или просто тип поблизости, обращаясь к другому типу поблизости. А Игорь запомнил и внял. И решил попробовать. И часы и дни стали выпадать из его жизни пачками.

Вероника и Сергей Мещеряковы, несмотря на нелицеприятную оценку, данную им Петровым, аскетами в плане чтения тоже не были. Папа «не был аскетом» в меньшей степени. Папа, скажем так, стремился к аскетизму. Он говорил:

– Я понимаю – фильм. Все по чесноку. Уместили историю в два часа, чтобы особо не обламывать. Да и двух часов жаль, если кино дрянь оказывается. А тут пишут, пишут… Потом читаешь, читаешь неделями, конца и края не видно. А потом в конце – и нет конца, муть одна. Герой ушел в закат, что называется. Две недели читал, и все зря, никакого удовольствия. Батя мой называл такую хрень «потемкинская деревня». А по-нашему – развод. Главное, воду сначала намутить, типа – дальше будет интереснее. Читайте, граждане. Все и читают, как долдоны. А потом – ух какая книжка крутая! И все – да, крутая! Потом найдутся несколько: да дерьмо эта ваша книга, и писатель такой же. И все: да, дерьмо! Я помню, у нас в детстве был один такой. Постоянно книжки читал и сам стишки плел. Полный маразм. Небо, солнце, луна, я, блин, иду одна. Я его «Потемкин» прозвал. Потом подрос и стал криминальные газетки читать, их полно у нас появилось в то время. Ну и быстро перестроился, перестал стишками баловаться, напал на девчонку из соседнего дома и чуть не убил. В натуре «Потемкин» оказался, Радик его тоже помнит, он потом так в тюрьмах и сгнил, этот Потемкин хренов. Так что правильно Базилио сказал, не доведет тебя книжка до добра. Людям делать нефиг, лучше бы спортом занялись.

«Как я,– кисло думал Игорь.– Станешь «Петрушкой». Не «Потемкин», но тоже ниже плинтуса».