Антон Задорожный - Мы никогда не умрем

– Сколько ты за час берешь, корова?

– Нисколько. Я друга жду. Ехай.

Харкнув ей под ноги, косоглазый уехал.

Буквально в следующую минуту ей посигналил Беспалый, припарковавшийся через дорогу. Оставив передние габаритные огни включенными, он вышел из машины и помахал Варе рукой. Дважды приглашать девушку не стоило, она прибежала сама. На лице заиграла улыбка, которую Варвара не сумела спрятать.

Сперва молчали, но потом завязался разговор. Беспалый, испытывая неудовольствие погодой, сказал: «Скорее бы зима». Она спросила, почему, и он ответил, что холода сосредотачивают.

– А вообще я люблю ноябрь. Люди прячутся от холодов. Идешь по улице, а с деревьев срываются листья. И еще снег меня прет. Первый редкий снег, как перхоть или пепел ядерной зимы. Вот что я люблю.

Он не стал углубляться в рассуждения и умолчал, что не любил август, поскольку именно летом прошлого года побывал в плену. Голодный и завшивелый, в грязных коростах землисто-песочного цвета, из которых сочился гной, он уже путался во временах года, когда его вызволили свои. На обратном пути из чеченского аула ребята попали под огонь. Их БТР подорвали, и он оказался единственным, кто выжил, не получив ни единого ожога.

Сослуживцы считали это чудом, но Владимир не считал себя героем, а тем более бессмертным, и ничего чудесного в случившемся не находил. Напротив, отсутствовавшие большой и указательный пальцы правой руки постоянно напоминали человеку о том, какой ценой – ценой жизни парней, пришедших ему на помощь.

«Приказ есть приказ, но лучше бы я сдох в плену, чем жить в кредит, мам», – скажет он матери, вернувшись домой. Слова жестокие и ужасающие, не те, которые ожидает услышать женщина, встретив своего сына на пороге, но что ты будешь делать?

Все изменилось – страна, люди, судьбы… Раньше его это не волновало, но теперь, еще до дембеля он изменился сам, начал видеть ясно и по-взрослому: видел, что морщинки на лицах любимых родителей стали другими, более заметными, а глаза печальней; видел, что народу нечего жрать – надо крутиться, чтобы выжить, а сил не прибавляется, но главное – понял, что мирное время ни фига не мирное.

Здесь, на гражданке его внутреннее время стало протекать иначе, да и опыт, полученный на войне, забрался под шкуру, не отпускал. Денег не было, не было и работы, невозвратимость тех парней окунала его сердце в лаву, и оказалось, что как раньше жить невозможно. Короче, если бы не знакомство с Тузом, человеком, вернувшим его в строй, Вован бы скис, оставив родных доживать в нищете.

Криминал – это риск, но жить вообще рисково. К тому же Туз сразу вызывал к себе уважение, особенную тягу: с ним хотелось общаться, ему хотелось служить. За него можно было умереть.

У главного был порядок с головой, вот почему он набирал в свою преступную группировку идейных, нежели уголовников-рецидивистов. Людей, которые не боялись преступать закон, но зато имели свои принципы и запреты.

Ему нравился такой подход к делу. Чего он никак не мог понять, это почему босс таскается с этой шалавой, за которой Беспалый поехал, потому что знал, насколько она важна для шефа.

– Девочка, ты не смотри на мой обрубочек. Сама знаешь, что я переучился спускать крючок левой, – сказал ей водила, заметив боковым зрением, что Варя пялилась, как бракованная правая рука держит рулевое колесо. – Ты думаешь, что тебе все позволено, не врубаешься, что тебя просто не трогают.

С этими словами он впервые за время поездки повернулся к ней.

– За что вы все меня так не любите? – спросила Варя, поежившись.

– Тебя любит Туз. Только тебе на него все равно. Хорошо хоть фингал тебе поставил, понял, кто ты такая… Я бы вообще без глаз тебя оставил.

– Зачем?.. – стыдливо спросила она, погладив пожелтевшее пятно под глазом. «Еще заметно, но очки уже не нужны», – решила девушка.

– Молчи. Я сейчас тебя подвожу из уважения к шефу. Между нами с тобой разница всего лишь в понятиях. Для меня они существуют, для тебя нет. – Беспалый знал, о чем говорил.

Война показала, на что в людях стоит обращать внимание. Показала она и то, что даже в мирное время долг, честь и пацанская дружба – не пустой звук.

– Тогда зачем ты согласился приехать?

– Воспитание, вот в чем дело. Сейчас мы приедем, я тебя высаживаю, и не дай бог (Бога нет, но все равно) тебе пискнуть! Не любят ее… Ты вот кого любишь, ну?

– Себя, – ответила она, посмотрев в окно. Во мраке еле-еле проступали очертания линий электропередач. Они напомнили ей костыли Акробата. «Интересно, где он сейчас?» – спросила девушка себя, спасаясь таким образом от продолжения разговора.

– Вот и я о том же. Не понимаешь, что однажды ты можешь лечь спать и не проснуться утром.

– Это угроза? – выдавила из себя вопрос Варвара. В разговоре с Надей она чувствовала себя гораздо более уверенной.

– Это факт. Если не мы, то кто-нибудь другой тебя загасит. И то, что я тебя подобрал, пусть будет твоим вторым шансом, отсрочкой перед тем, как зазвенит будильник.

Варя закатила глаза, делая вид, что устала слушать красивые аналогии. Она мечтала оказаться у Туза. Где угодно, лишь бы не слушать нравоучений Беспалого. Все потому, что она понимала: его доводы, простые и верные, крыть нечем.

Туз рассказывал, что участок, на котором он обосновался, был куплен за смешную цену – пару ящиков безакцизной водки из Казахстана.

Вспомнив об этом, Варвара улыбнулась. А вот местным, конечно, было не до смеха. Но что она могла поделать? Да и, честно говоря, не хотела.

Молодым, из тех, кто не сидел на героине и заимел собственные семьи, не до него – свои бы вопросы порешать, – а вот бедные пенсионеры с неприязнью поглядывали на дом Туза, огороженный высоким забором. «Все Горбатый, сука, и Ельцин, бля, дебил!» – шамкали беззубыми ртами старики, собирая бутылки. Образ жизни Туза был недоступен пониманию, далекий от дедов, как их юность. Советская Россия умерла, а они, преисполненные недовольства и страданий, остались в России обновленной, сиротливой и мельчающей. Демократичной.

За поворотом сквозь деревья показался дом шефа – постройка, держащаяся особняком, разительно отличающаяся от соседских. Окаймленная туманом шоссейных фонарей, крыша напоминала колючие иглы гигантского ежика. Подобрав сравнение, Варя подумала, что квартирки местных жителей рядом не стояли с таким жилищем. Глядя на заостренные мансарды загородного дома, любой понимал, что соперничество с Тузом – то же самое, как заказать себе путевку в крематорий.

Заглушив мотор в ожидании, пока автоматические двери распахнутся, Беспалый закончил свою мысль:

– В общем, если в голове что-то осталось, думай. А не тем местом, каким привыкла.

– Как скажешь.