Наталья Барабошкина - Сын рыбы

Стало видно, что у него не хватает бокового переднего зуба. Максим заметил, как он вставляет сигарету в промежуток между зубами и держит ее там, не вынимая, даже когда говорит. Антонио осунулся в кресле и не знал, с чего начать. Максим звал его, но Антонио отъехал куда-то далеко, машинально достал из кармана пачку сигарет, и они закурили с братом на пару. Максим и Лохматый теперь увидели в них сходство. Несмотря на возраст, бороду, длинные, как у Иисуса волосы, дурацкий халат и манеры, черты у Дена были, как у Антонио. Он также запрокидывал голову, когда собирался что-то сказать, потом делал паузу, щурил глаза и говорил вокруг да около.

– Я давал тебе деньги, – сказал Антонио, – где они, Денчик?

– Живу хорошо, не холодно. Клара приносит сигареты и еду, прямо на дом. Правда, сука, не хочет убираться. А сейчас совсем съехала. Этот стол, мы на нем знаешь, что делали? – Ден тряс рукой, сложив три пальца вместе, будто собирался перекреститься. Мы хотели зачать ребенка, понимаешь? Сидели на этом столе и говорили об этом. Мы выпили немного, потом говорили и говорили.… Потом она ушла, ну почему? Я тоже уеду, Антон, просто я жду момент, когда он настанет, вот увидишь, – он и правда перекрестился.

Антон закрыл глаза от стыда. Максим сделал вид, будто все в порядке, что он бывалый и вообще его ничего его не удивляет. Он даже так увлекся, что зевнул. Лохматый подозрительно посмотрел на Максима и снова засунул руки в карманы.

– Почему ты мне не позвонил? – спросил Антонио. – Что ты себя так запустил? Как так можно жить? Тебя посадят за притон, неужели ты не понимаешь? Кто там спит?

– Я не знаю, – Ден поправил халат и тряхнул волосами. – У вас есть кофе?

– Как ты не знаешь? – Антон встал, Максим и Лохматый расступились. – Эй, просыпайся, – кричал Антонио из комнаты.

Ден виновато молчал, не зная, чем развлечь уставившихся на него гостей. Он закурил снова, и завесил между Максимом и его другом с торчащими, как проволока, дредами плотную завесу дыма. Антон вытолкал из квартиры неизвестную девицу в сапогах на босую ногу и с собачим поводком на шее. Девица сдавленным голосом кричала, что просто зашла забрать стол. Она искала его в комнате, а затем плюнула, выругалась и хлопнула дверью. Антон снова протиснулся на кухню и сел на стул.

– Летом пойдем в поход, в горные перевалы и будем собирать дикий мед, – Ден размахивал дымящейся сигаретой, – сначала акация, потом лаванда, потом вереск. Любишь вереск? Я прочитал книгу про вереск. Там лежит на полу, можешь взять. Такой мед самый поздний, его пчелы берут на зиму. Если забрать – пчелы умрут. Но он очень полезный, помогает от астмы. У меня астма, ты же знаешь, – сказал Ден и потушил сигарету. – А у вас что?

Антонио слушал, поминутно прикрывая рот рукой, будто просил его замолчать. Он бросил взгляд на Максима и подозвал его к себе. Максим проступил на кухню, хорошо, что он был в ботинках, потому что под ногами захрустело стекло и засохшие панцири от креветок.

– Это – Сын рыбы. Он писатель, пишет книги, это псевдоним.

– Я понял, – сказал Ден и протянул Максиму руку с татуировкой на большом пальце. Максим пожал ее, бегло рассмотрел меч и три синие звезды. – Че пишешь?

Антонио достал сложенную вдвое тетрадку из кармана и протянул. Ден отложил тетрадь на диван, запахнул халат и медленно встал. Он повернулся к полкам, которые нависали смешанным грузом над диваном, и стал шарить, сбрасывая все подряд на пол. Он нашел пакет с очками, и стал примерять несколько пар.

– Ден, ты же не носишь очки, – уже умоляя брата прекратить цирк, сказал Антонио.

Ден повернулся в смешной широкой оправе, хотел возразить, но не стал, и молча продолжил примерку. В итоге, напялив женские круглые очки, Ден стал читать. Максим замялся, хотел сесть, но стул, единственный свободный от хлама, был странного зеленого цвета. Он выпрямился и стал смотреть в окно, как часто делал, когда кто -то читал его рукопись. Ден читал вдумчиво, иногда откладывая тетрадку и осматривая сверху до низу всех в комнате. Затем он менял ногу, перекидывая одно волосатое колено за другое, и продолжал.

Антонио щипал ворсинки и болтавшиеся черные нитки с разорванного края джинсов на бедре. Он поправил золотые часы и волосы, ему было не так неловко за ту картину, которая открылась в этой квартире едва знакомым людям. Ему было неприятно, что такие дела стали происходить в его жизни. Еще недавно жить было скучно, а теперь и вовсе невыносимо. Дяди Антонио и отец постоянно ссорились, напиваясь после детских дней рождений в беседке у бассейна, и драли горла о политике и экономике. Антонио так же, как и сестры, вылезал из бассейна и делал вид, что хочет кофе и мороженого в доме, разобрать подарки или попрощаться с кем -то, кто приехал всего на день. Однако дяди требовали, чтобы он присутствовал, а когда начались старшие классы и учеба в институте, заставляли высказываться и судить их. Антонио временами делал вид, что согласен с мнением и просто мок в бассейне, дожидаясь, пока они напьются до смерти, чтобы сказать маме, что пора их разгонять.

– Ты слишком мягкий, – говорил Антонио отцу после политических битв.

– Ну что же поделать, они вынуждают меня соглашаться с этими реформами, они финансисты, а не дипломаты, им легко рассуждать, – оправдывался отец, вытирая посуду на кухне.

– Нет, – злился Антонио, – я не про это. Ты позволяешь им меня мучить и всегда молчишь. Почему мне нельзя уйти, если я не хочу говорить об этой политике!

В следующий раз, на день рождение самого Антонио, отец посмотрел на него в разгар прений и тихо, незаметно для всех, спросил, не хочет ли он потихоньку, пока дядьки отвлеклись и открывали новую бутылку, слинять. Антонио покачал головой и остался до конца. После, когда все разошлись, и они сами закрывали ворота, провожая гостей, отец спросил:

– Ну, вот, это было не сложно, правда? Нужно просто немного потерпеть.

Антонио расплакался и убежал в свою комнату. Там он обрезал коротко ножницами волосы, напился в ванной, попробовал порезать руку ножом, уснул на полу в одежде и обмочился под утро. Антонио очнулся и стал убрать весь бардак, который устроил. Он ползал по полу, среди подарочных оберток с тряпкой, которую сделал из майки и тер пол там, где его вчера вырвало. Он старался отмыть засохшую кровь на раковине в слипшихся срезанных волосах, постирать джинсы, прежде чем отнести их в подвал со стиральными машинами. Он открыл форточки и, стуча зубами, стоял под душем, затем попросил, чтобы Элена его постригла. С тех пор прошло полгода, Антонио давно хотел съездить к брату, просто поговорить, но особо не было повода. С Деном трудно было вести диалог в его нормальном понимании, и он обрадовался случайной возможности увидеться. Больше всего его обрадовала возможность поехать в компании. Места эти он не любил, хотя после дня рождения немного поскромнел и относился проще к беспорядку и грязи.